– Миледи что-то сказала?
– Нет, ничего, – ответила Паолина.
Она впервые пригляделась к женщине внимательнее, думая, нельзя ли как-нибудь использовать ее, чтобы вырваться отсюда.
Домоправительница оказалась смуглой, пожилой итальянкой, и Паолина не сомневалась, что она была глубоко предана герцогу, в семье которого служила всю свою жизнь.
Больше причин для задержки не было. Она была готова спуститься, зная, что там, внизу, ее дожидается герцог. Интересно, что сейчас делает сэр Харвей? Наверное, упаковывает чемоданы, собираясь в Венецию с приятными мыслями о том, что теперь у него достаточно денег, чтобы обеспечить себе безбедную жизнь на долгие годы. «Помогите! Помогите мне!» – Ей так хотелось закричать это вслух, но она сдержалась и с чувством негодования, которое было здесь излишним из-за ее полной беспомощности, медленно спустилась вниз, в мраморный зал.
Глава пятая
Когда Паолина вошла в зал, ее смелость и уверенность в себе исчезли. Она знала, что ей предстоит пережить один из самых худших моментов в ее жизни. И она не могла ничего сделать, чтобы предотвратить это.
Если бы она попыталась остаться наверху, в спальне, это вряд ли остановило бы герцога, так как он все равно нашел бы способ навязать ей свое общество. К тому же обед давал ей передышку и, возможно, шанс найти какой-нибудь путь к спасению.
Кроме того, где-то в глубине ее подсознания гнездилась надежда на то, что придет сэр Харвей и спасет ее. Она отбросила все доводы здравого смысла, убеждавшие ее, что она ровным счетом ничего для него не значит. Она не хотела верить тому, что он просто взял деньги и уехал.
Как только она ступила на последнюю ступеньку лестницы, к ней подбежал один из лакеев.
– Его светлость ждет вас, миледи.
Паолина кивнула и последовала за ним по длинному коридору, освещенному сотнями свечей, затем поднялась по лестнице, правда, не такой внушительной, как та, по которой она только что спустилась. Это была ýже и, судя по всему, вела в другое крыло дома.
Она не могла избавиться от зловещего предчувствия. Кажется, ее вели в личные апартаменты герцога. Она принялась лихорадочно размышлять, нельзя ли как-нибудь настоять на обеде в главном банкетном зале. Ей вовсе не хотелось находиться в интимной обстановке, и когда лакей открыл перед ней дверь, Паолина убедилась, что ее опасения были не напрасными.
Ее ввели в небольшую, но красиво обставленную комнату. Она вся была выдержана в едином стиле, темой всего интерьера была любовь. Стены были украшены картинами, повествующими о различных эпизодах из жизни Венеры. Мягкие кушетки и легкие занавески были задрапированы тяжелой шелковой парчой с вытканными на ней многочисленными купидонами. Такие же фигурки можно было найти на позолоченных рамках зеркал и спинках стульев.
На бокалах, стоявших на обеденном столе, были выгравированы соединенные сердца, пронзенные мифическими стрелами. Да и сам стол был небольшим и интимным. Среди золотых орнаментов повсюду, где только возможно, были расставлены орхидеи, розы и лилии. Все цветы были белого цвета, цвета невесты на свадьбе, и наполняли комнату ароматом, делая ее еще более неофициальной.
Герцог стоял около камина. Паолина заметила, что он переоделся, надев камзол из белого атласа с вышивкой, выполненной серебром. Этот выбор был явно обусловлен интерьером комнаты.
Он подошел к Паолине и поцеловал ей руку. Прикосновение его губ вызвало у нее дрожь отвращения, но ей удалось произнести, как ей самой показалось, спокойным тоном:
– Я надеялась, что мы будем обедать в банкетном зале, ваша светлость. Я уверена в том, что он великолепен.
– Я предпочитаю остаться здесь, – ответил герцог. – Это совершенно особенная комната, и к тому же соседствует с моей спальней.
Он сделал ударение на последней фразе. Паолина повернула голову и вздрогнула, когда увидела, что дверь в глубине комнаты была небрежно приоткрыта – дверь, которая, по словам его светлости, вела в его спальню!
Но, как бы то ни было, Паолина не собиралась препираться с ним, пока в комнате находились слуги. Она села за стол, туда, куда указал ей герцог, и, несмотря на испуг, заметила, что салфетки обшиты великолепным кружевом, а через всю скатерть протянуты золотые нити, связывающие маленьких купидонов в единый рисунок.
Посуда, которой был сервирован стол, была исключительно из золота, а пища, подаваемая на ней, отличалась особой изысканностью. И хотя Паолине совсем не хотелось есть, она заставляла себя брать понемногу с каждой перемены блюд. Девушка старалась затянуть обед, медленно разделывала пищу, не спеша пережевывала и с трудом проглатывала.
Гравированные хрустальные бокалы наполнили золотистым вином, как будто вобравшим в себя весь солнечный свет, впитанный в свое время виноградом.
– Расскажите мне о себе, – почти приказал герцог.
Паолина покачала головой.
– Лучше вы мне что-нибудь расскажите, – ответила она. – Мне известно только то, что ваша семья владеет Феррарой со времен средневековья.
– И гораздо раньше, – заметил он, и ей показалось, что он думал вовсе не о ее вопросе, а о ней самой.
Его глаза жадно скользили по ней взглядом и, задержавшись на ее губах, воскресили в памяти девушки его жаркие, настойчивые поцелуи. Она невольно покраснела и пожалела, что у нее нет с собой накидки, чтобы прикрыть обнаженные плечи. Казалось, ничто не могло ускользнуть от его внимания, между тем как Паолина, которая уже не могла ничего есть, сидела неподвижная и бледная, а слуги в живописных ливреях предлагали ей блюдо за блюдом.
В конце концов они удалились, и Паолина с содроганием внутри поняла, что обед окончен. Герцог поднял свой бокал, наполовину наполненный бренди, и пригубил его. Затем он наполнил другой и предложил ей.
– Выпейте, – сказал он. – Это вернет вашим щекам румянец.
– Это возможно только, если вы, ваша светлость, – ответила Паолина, – разрешите мне вернуться в отель.
– Это чрезвычайно неблагодарно с вашей стороны, – заметил он. – Я предлагаю вам все лучшее, что имею, а вы все время пытаетесь избавиться от меня.
– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, – прошептала Паолина.
– Давайте присядем на эту софу и поговорим, – предложил герцог.
Паолина встала из-за стола, но когда она увидела софу, то пожалела, что не заметила ее раньше и вовремя не отказалась. Софа была широкая, со множеством мягких диванных подушек, и была для Паолины гораздо более опасным местом, чем тот стул, на котором она сидела во время обеда.
Она присела на самый краешек, держа в одной руке бокал с бренди, который дал ей герцог, словно орудие защиты. Герцог сел совсем рядом и рассмеялся.
– Вы очень чопорная, и англичанка до мозга костей, – сказал он. – Я уверен, что многие мужчины любили вас и до сегодняшнего дня.
