Она все еще лежала без сна, когда в спальню вошла Тереза, чтобы раздвинуть шторы.
– Скоро начнется регата, сударыня, – сообщила ей она. – Гондолы уже собираются на Большом канале. Только взгляните в окно! Как красиво! Все вокруг в праздничных нарядах.
– О, я обязательно должна посмотреть! – воскликнула Паолина.
Она накинула капот и устремилась через анфиладу к большому балкону, выходившему на канал. Слуги уже развесили на балюстраде украшенные вышивкой драпировки с длинной золотистой бахромой. Фасад палаццо был увешан многочисленными гирляндами цветов, а внизу к железным сваям были прикреплены фонари, чтобы зажечь их с наступлением темноты. Перегнувшись через балюстраду балкона, Паолина увидела там множество гондол всех форм и размеров. Те из них, которые принадлежали знатным семействам, были разукрашены с изысканным вкусом цветами, золотистой парчой и разного рода безделушками самой искусной работы. Гондольеры, также состоявшие в личном услужении, надели парадные одежды – шелковые куртки, панталоны, шелковые чулки и алые шарфы. Вдоль всего пути следования регаты теснились лодки, в каждой из которых было по восемь или более гребцов, отовсюду доносились веселые шутки, смех и песни. Зрители передавали друг другу чарки с вином, обыкновенные черные гондолы были так перегружены людьми, что, казалось, вот-вот перевернутся. Все они были в масках, что давало им возможность свободно обмениваться шутками и непристойными замечаниями, за которыми следовали обычно остроумные ответы, вызывавшие взрывы хохота.
– Регата начнется со стороны моря, – пояснила Тереза Паолине, – и потом пройдет мимо Дворца дожей прямо по Большому каналу. В ней должны принять участие пятьдесят или шестьдесят гондол, за которыми, кроме того, будут следовать лодки. Ручаюсь вам, сударыня, это на редкость красивое зрелище.
– Пока еще есть время до старта, – отозвалась Паолина, – полагаю, мне лучше пойти к себе и переодеться.
Тереза окинула пристальным взглядом канал.
– Они наверняка задерживаются, как всегда, – заметила она. – Вон приближается какое-то судно, но, по-моему, оно не участвует в регате.
– Оно все равно великолепно... – начала было Паолина, но вдруг осеклась. Девушка была почти уверена, что уже видела это судно-бурчиелло раньше. Золотая резьба на верхе центральной каюты, блестящая отделка по краям узкой палубы, искусно вырезанная из дерева фигура, украшавшая нос... Да, без сомнения, она уже видела его раньше.
Она стояла на балконе, наблюдая за его приближением. Судно уже находилось на середине канала, гребцы налегали на весла, и Паолина убедилась в том, что лицо офицера, отдававшего им приказания, было ей знакомо.
Девушка замерла в ожидании, инстинктивно вцепившись кончиками пальцев в драпировки, даже не чувствуя, как ее ногти впились в дорогую, украшенную вышивкой атласную ткань. Судно неумолимо приближалось, и теперь оно уже почти поравнялось с палаццо. Так как балкон был расположен на небольшой высоте от набережной, Паолина могла ясно рассмотреть все, что происходило на борту. Она заметила человека, удобно устроившегося в обложенном подушками кресле на корме. Хотя на нем была широкополая шляпа, низко надвинутая на лоб, ей все же удалось достаточно отчетливо разглядеть его лицо, и сердце в груди девушки забилось так, что у нее перехватило дух. На фоне великолепного золотого и серебряного шитья, украшавшего его камзол, выделялась рука на перевязи из черного атласа. Бурчиелло оказалось рядом с дворцом, человек на корме поднял голову, встретившись взглядом с Паолиной. Какое-то мгновение они пристально рассматривали друг друга, и затем губы мужчины искривились в дерзкой усмешке.
Паолина бросилась прочь с балкона и поднесла руки к сердцу, бившемуся так отчаянно, что казалось, будто оно вот-вот выскочит у нее из груди. По-видимому, кровь отхлынула от ее щек, так как Тереза обратилась к ней с тревогой в голосе:
– Вам нездоровится, сударыня? Что-нибудь случилось?
– Нет, все в порядке, – с трудом выговорила Паолина.
Собрав последние силы, она проследовала через анфиладу в комнату сэра Харвея, но не стала стучать в дверь, а открыла ее и остановилась на пороге, вся дрожа. Он обернулся и изумленно уставился на нее. В одной шелковой рубашке и панталонах он стоял перед зеркалом, повязывая кружевное жабо.
– В чем дело?
Ей не было необходимости говорить ему, что стряслась какая-то беда. Он сам мог догадаться об этом по выражению ее лица.
– Герцог! – произнесла Паолина, задыхаясь. – Герцог прибыл в Венецию!
Глава десятая
– Герцог здесь? – изумленно переспросил сэр Харвей. – Какой еще герцог?
Паолина, не отрываясь, смотрела на него, и тогда он постепенно начал понимать, что произошло. Но, прежде чем он успел что-либо сказать, Паолина бросилась через всю комнату к нему и, оказавшись с ним лицом к лицу, подняла на него полные ужаса глаза.
– Мы должны уехать отсюда! – воскликнула она. – Как можно скорее! Неужели вы не понимаете? Он прикажет убить вас или заточит в темницу, чтобы отомстить за то, что вы сделали с ним. Торопитесь! Уедем отсюда, пока вы еще на свободе.
С каждым словом ее возбуждение нарастало, и в конце концов ее голос поднялся почти до крика, после чего, потеряв самообладание, девушка принялась бить по его груди сжатыми в кулачки руками.
– Уезжайте! Уезжайте! – закричала она. – Он убьет вас, а я... не смогу этого вынести.
Голос ее сорвался, и когда сэр Харвей пришел в себя после первого потрясения, вызванного отчаянной мольбой Паолины, он сжал пальцами ее запястья и прижал ее руки к своей груди.
Его прикосновение как будто напомнило ей о том, ради чего она находилась здесь, и девушка успокоилась. Только ее глаза, устремленные на него снизу вверх, были полны страдания и на ее тонком, выразительном лице ясно читался ужас перед тем, что ожидало их обоих впереди. Он смотрел на нее, крепко сжимая ее запястья и пристально всматриваясь ей в глаза, словно видел ее в первый раз. Неожиданно быстрым движением он заключил ее в объятия. Лишь на миг он прижал ее к себе, затем наклонил голову и их губы слились в долгом, страстном поцелуе, который как будто соединил их навеки неразрывными узами.
Паолине казалось, будто все ее существо внезапно пронзила искра огня, все ее страхи и мрачные предчувствия улетучились, уступив место чувству невыразимого восторга, подобного которому она ни разу не испытывала за всю свою жизнь, и ей вдруг представилось, что невидимые крылья подняли се вверх, навстречу солнцу. И скоро искра, вспыхнувшая в ее душе, превратилась в жаркое пламя, охватившее их обоих, и девушка чувствовала, что с этого мгновения они всецело принадлежали друг другу, как если бы они стали единым существом...
Затем он так же внезапно отпустил ее и отвернулся, встав к ней спиной. Паолина не двигалась, пораженная до такой степени, словно ее низвергли с небесных высот обратно на землю, и только пальцы ее коснулись губ, которые он целовал.
