Терзаемая смутными сомнениями, я забрела в очередной торговый центр. С мыслью «женат — не женат» бродила по отделам, не в состоянии ничего выбрать. Вот дерьмо. В кои-то веки деньги есть, а настроения покупать нет. Чувствуя себя неизлечимо больным человеком, я приземлилась в уютном кафе на втором этаже центра. Компанию мне составили чашка кофе и французская булочка. С булочкой отношения не заладились. Мое лицо исказила гримаса боли, способная вызвать сострадание в любом, даже самом жестоком сердце.
— Привет! Не занято? — вырвал меня из пучины страдания знакомый мужской голос.
Вот это номер. Я повернулась на звук, хотела проверить догадку, и случилось чудо — забыла-таки про сведенную болезненной судорогой челюсть. Ещё бы тут не забыть. Передо мной стоял человек из прошлого. Тот, чье имя наводило шок и трепет на мою семью. Тот, на чьей могиле я однажды пообещала сплясать мазурку и краковяк одновременно. Статный смуглолицый красавец атлетического телосложения, косая сажень в плечах…
Ладно, среднего роста и средней паршивости, если быть честными, третий сорт ещё не брак. Короче, это был он. Тот самый жалкий неудачник. Мой бывший парень Леонид.
* * *
Понадобилась продолжительная пауза, чтобы я пришла в себя и собрала мысли в аккуратную кучу.
— Привет, — улыбаться не хотелось.
Зато Леонид просиял от удовольствия. Наверное, он ожидал чего-то вроде «садись, мой любимый, конечно», «я жила мечтами о встрече с тобой», ну или, на худой конец, бурного проявления эмоций, как то: зардевшиеся краской щеки, нервный смешок и тому подобное.
Думаю, я смотрела на него, как смотрит ассенизатор на очередной рабочий объект. С долей безысходности (никто другой не вычистит это говно) и здоровым оптимизмом (зато я специалист своего дела).
— Как жизнь молодая? — не дождавшись желаемого, Леонид, он же Лёлик, он же Лёня бесцеремонно плюхнулся на диванчик рядом со мной.
— Нормально, — слегка сдвинулась в сторону, чтоб он не нарушал моё личное пространство.
— Ты, наверно, не ожидала тут со мной увидеться? — счастливая улыбка не сходила с его лица.
— Да, сюрприз.
— Я по делам приехал. А ты какими судьбами? В культурных целях?
— Тоже дела. Работа.
— Понятно, какая ты деловая стала. Бизнес-леди, моя ненаглядная! — он рассмеялся и дружески потрепал меня по плечу.
Хотелось поправить его на счет «моей», но какой смысл? Ещё решит, что меня заботят его слова. А меня ведь не заботят. Ни капельки. Наверное.
— Ты тоже деловой, — отвешиваю комплимент в ответ.
— Есть немного. Кстати, братуха мой женился, маленького ждет теперь, я и сам чуть не женился.
Он выдержал театральную паузу, сканируя меня горящим взглядом.
— Что помешало? — проявляю скупой интерес.
— Не судьба! — эти слова Лёлик произнёс с таким счастливым видом, что мне стало жаль его несостоявшуюся невесту. Или за неё стоит порадоваться?
— Признайся, думала, я никогда ничего не добьюсь? Сгнию на заводе? — вдруг произнес он без тени улыбки на лице.
— Нет, не думала, — вру без тени сомнения.
— Но ты сказала…
Чего я только не сказала. Допустим, в любви ему клялась. Что ж теперь, всё серьёзно воспринимать?
— Ладно, разное было, — примирительно, будто я нуждалась в этом, произнёс он и залился соловьём о своих неоспоримых успехах (на все его успехи «пи» не напасешься): — … и это тело мне заявляет… вы не можете, у вас нет разрешения… а ему… да пошел ты!
Меня, как филолога, морально ранят матерные слова, можно сказать, задевают за живое и заставляют сильно негодовать. Ну, это когда не я их употребляю, разумеется.
Если вкратце, то на пути к успеху Леонид столкнулся со многими трудностями: предательством близких друзей, бюрократией, материальным ущербом, продажной милицией.
— Приятно слышать, что у тебя всё хорошо, — сказала я, когда он закончил изливать душу.
Лёлик отстраненно кивнул и снова принялся сканировать взглядом. Плохой знак. Обычно, когда он начинал так делать, я в него влюблялась.
— Могло быть и лучше, — он криво усмехнулся.
— Например?
— Эх, Лорка, ничего ты не понимаешь, — буркнул он и откинулся на спинку дивана. — Деньги — это грязь. Любви надо… Сердце, тебе не хочется покоя…
В мгновение ока он приблизил свои губы к моему уху и легонько куснул:
— Я скучал.
Тут требуется пояснение. Мы сходились и расставались с ним столько раз, что я устала считать. Он мог шлепнуть по заднице, а потом заявить — это исключительно по дружбе. Без задних мыслей. Иногда мне казалось, что если у Лёлика и есть мысли, то они совершенно линейны. Я завидовала ему. Мне бы тоже хотелось «жить легко». Будь у меня интеллект инфузории-туфельки, я бы стала самым счастливым человеком на свете.
— Спасибо, — хмыкнула я и снова отодвинулась.
Его «скучал» больше не катит.
— Я серьёзно.
— Лёня, ты меня пугаешь.
— Почему?
— Потому что мы сейчас допьем кофе, разойдемся лучшими друзьями и пересечемся снова через год, — стараюсь быть рассудительной.
Пожалуй, Лёлик был дорог как память. Память о чем-то, что уже никогда не вернётся. Сладко-горькая память с привкусом сигарет, «ред була», первых поцелуев, первого глубокого чувства. Знаете, есть люди и вещи, которые должны уйти. Уйти, чтобы ваша жизнь наполнилась новыми впечатлениями, горестными и радостными. Некоторые люди тем для нас и хороши, что уходят и не возвращаются, остаются в памяти вечно молодыми и вечно весёлыми, становятся недостижимой мечтой, о которой хорошо вспомнить тихими осенними вечерами. Оставить на донышке сердца. Хранить о них только хорошее, холить, лелеять, стирать недостатки, возводить на пьедестал. Это уже не люди. Это наши собственные фантазии.
— Я действительно скучал. Думаешь, странно? Знаешь, столько раз порывался набрать тебя, просто спросить, как дела.
Может, он пьян? Правда, перегара не чувствую.
— Ты, случаем, замуж не собралась?
— Нет, — теперь мой черед криво усмехнуться.
— А парень есть?
Как на это ответишь? Не хотелось врать, не хотелось быть честной. Пока я медлила, Лёлика посетила очередная «линейная» мысль. Он заключил меня в крепкие объятья и попытался поцеловать, но я успела ловко отвернуться, хоть и не оттолкнула его от себя. Почему? Просто с ним было до сих пор «просто». Словно старые домашние тапочки, вроде стоптаны и выглядят неприглядно, а выбросить жаль. Безотчетно желала этой «простой теплоты». Ёкнет что-нибудь в сердце, царапнет? Не ёкнуло, не царапнуло.
— Нет, — тихо сказала ему.
— Что — нет?
