Лёлик офигел от этого зрелища. Сигарета в руках моего бывшего парня дымится из последних сил, а он не спешит затянуться.
Плевать.
Плевать на явно обалдевший взгляд, которым Леонид провожает меня и фон Вейганда. Плевать на всех и вся. Меня пугает собственная реакция. Мне оху*нно нравится всё это. Внутренний излом, огонь, пожирающий инстинкт самосохранения.
Шеф-монтажник ведет меня за собой, и я покорна, как ручная собачка. На мне даже ошейник имеется. Минуточку.
Ошейник. Это слово отдается гулким ударом, раскаленной иглой впивается в сознание. Действительно ошейник. Никакое не украшение. Моя ладонь инстинктивно ложится на шею. Я должна снять эту дрянь немедленно, и пускай вернет мой крестик. Что он возомнил?
— Nein (Нет), — хрипло раздается над ухом, и запястье обдает болью.
Фон Вейганд настолько резко и грубо отводит мою руку в сторону, что я кричу. Он заталкивает меня в первое попавшееся такси, садится рядом и сообщает водителю название отеля. Физически ощущаю на коже его ярость. Маска добродушия растворилась, будто ее и не бывало. Ревнует или это инстинкт собственника? Значу ли я для него больше, чем очередная забава на пару ночей?
Потираю запястье, стараясь успокоить боль. Он мне чуть руку не сломал. Наверное, надо что-нибудь сказать, но слова не идут. Я молчу и не делаю попыток снять его ошейник, сниму в номере. Можно и подождать. Вот только… что, если шеф-монтажник пойдет за мной? Не в таком состоянии, пожалуйста. Ладно, не дергайся, в отеле полно людей и он не станет устраивать сцену.
Я радуюсь, когда он высаживает меня из такси перед отелем, а сам уезжает. Всю дорогу меня трясло как в лихорадке. Наши игры приобретают опасный оттенок. Хочу ли я продолжать? Могу ли я?
* * *
Запираюсь на ключ. Для верности подпираю дверь тумбочкой. Вряд ли он станет ломиться, но лучше перестраховаться. Ведь приходил ко мне в первый вечер.
Очень долго сижу в комнате с выключенным светом, боюсь шелохнуться. Мои губы горят, касаюсь их, а на ощупь они холоднее льда. Мне страшно. Раньше я не особенно задумывалась о том, что творю. Пришла в номер к мужчине, о котором не знаю совершенно ничего, ни капли информации. Восхищалась его отличием от других, явной крутостью, властным отношением. Воспринимала фон Вейганда как осуществившуюся мечту, идеальную внешне и внутренне. Но что, если некоторым мечтам лучше не сбываться?
«Игры приобретают опасный оттенок», — снова подумала я.
Сегодня он надел на тебя ошейник, а завтра придет с кнутом. Да, для фантазий неплохо, возбуждающе, но вот реальность…
Я не любительница боли. Почему он так странно действует на меня? Почему хочется ему подчиняться? Почему нравится ему подчиняться?
Усилием воли стряхиваю остатки кошмара, плетусь под душ. Вода помогает прийти в себя. Тщательно вытираюсь, набрасываю гостиничный халат, лезу под теплое одеяло. Стараюсь не думать, почему его ошейник до сих пор на моей шее. Я могла снять его еще перед купанием, но я не сделала этого. Почему?
Надо это прекратить. Пока не стало поздно. Если уже не поздно.
Где он? Что он делает? Наверняка тр*хает свою новую «шлюху». Может, это конец? Он обиделся, решил прекратить. Я обняла Лёлика в ответ, абсолютно невинно, даже аморфно. Я не улыбалась, не смеялась, не проявляла ни малейших признаков радости или удовольствия. Чем вызвана ярость?
Лёлик.
С Лёликом всегда было предельно просто. Я серьезно собиралась за него замуж, рожать детей, строить семью. Мама приходила в ужас от подобных счастливых планов. Чтобы девочка из приличной семьи (высшее образование, круглая отличница, красавица, интеллектуально развитая во всех смыслах) связалась с откровенным быдлом (семь классов, бурситет, внешне на любителя, слово «чай» через «я» пишет).
— Моя подруга с центра, а я с окраины, — распевал Лёлик.
И я умилялась. Он был бабником, но вроде как выбор остановил на мне и сохранял верность, говорил приятности, скупо, без особого красноречия, но я таяла и погружалась в омут с головой.
— Ты, конечно, умная, но жизни не знаешь, — философствовал он.
И я наполнялась счастьем, что такой продвинутый парень не ровно дышит к такой скромной мне. Нашу идиллию не могла нарушить ни мама, запирающая меня на ключ, ни папа, таскающий меня за волосы по квартире с воплем «только через мой труп». Я врала, убегала, стремилась к Лёлику, будто он был моей землей обетованной. Конечно, бывали многочисленные ссоры, но нас тянуло магнитом друг к другу. Настоящую любовь ничто не способно убить, конечно, если она настоящая.
Всё закончилось на одном из наших тайных свиданий, сразу после обсуждения, в каком районе квартиру снимем после свадьбы. Раз и навсегда. Будто отрезало.
— Ребенок — хороший повод для женитьбы, — заметил Леонид, как бы намекая, что пора сдать неприступную крепость будущему законному владельцу.
— Ага, — для виду согласилась я, прекрасно понимая, что до официальной свадьбы крепость останется под замком, и будущему законному владельцу ничего не светит.
— Нет, ну, мало ли… знаешь, сколько бесплодных сейчас? Вон мой племяш… жена никак не может забеременеть.
— Ну, — развела руками я.
— А у меня мог быть ребенок, — вдруг заявил он.
И рассказал одну историю. Про парня, который был слишком молод для серьезных отношений, всего-то девятнадцать лет от роду, и про девушку, с которой он познавал радости плотской жизни во всех позах очень продолжительное время. Девушка была молодая и неопытная, предохраняться не научилась, а парень ее просветить забыл. Вот и вышел у них ребеночек по чистой случайности. Бывают же чудеса. Год развлекались без презерватива, и хоть бы хны, а тут — на тебе сюрприз. Парень перепугался не на шутку. Пьянки, гулянки, вся жизнь впереди… некогда ему семью заводить, да им обоим рано! С мамой посоветовался, та ему мозги окончательно вправила: «Ты ж совсем молодой, — говорит. — Ты ж выучиться не успел толком. Куда тебе отцом становиться? Выброси дурь из головы. Не нужен нам сейчас этот ребенок, а шалава твоя нового нагуляет, с нее станется». Парень согласился. Ну а что? Он еще маленький для этого, ветер в голове гуляет. Согласился и сказал девушке, что ничем помогать не станет, ребенок ему сейчас совсем не к месту, обсудим через время. Хочешь — рожай. Но это без меня. Моего тут участия, вообще, нет. Прошу-ка на выход.
— Кстати, на днях встретил ее, а она такая странная, не поздоровалась, — искренне недоумевал Лёлик. — Потом сеструху ее перестрял, и та мне говорит, что Катюха забеременеть не может. Живут с мужем пять лет, и всё ничего не получается. Вот тебе тоже пример бесплодия.
— Она ведь от тебя аборт сделала, — внутренне офигевая, напомнила я.
— И что? Я ж не виноват, что она больше не залетает. Мне тогда ребенок не нужен был, вот сейчас — другое дело. Могла бы и поздороваться, нечего выделываться.
