А я не чувствую страха.
Один из синдромов психопатии.
Энергия вытекает капля за каплей, постепенно покидает тело, оставляя лишь зияющую пустоту. Черноту под сердцем. Без просвета. Чужая гниль течёт по венам, чернильные струи пропитывают жилы, пожирают плоть, выпивая досуха.
Не моё.
Не я.
Изыди.
Не хочу оборачиваться. Не хочу смотреть через плечо, возвращаться на пепелище. Не хочу собирать обгоревшие черепки, горевать о несбыточном.
Next, следующий.
Обычный весенний день. Знакомые улицы родного города. Солнце светит высоко над головой, тает последний снег. Природа пробуждается от зимнего оцепенения. Какое наслаждение.
Встречаю бывшую одноклассницу. С детьми. Двое очаровательных ребят. Один сладко сопит в коляске, другой шагает рядом. Невольно улыбаюсь, здороваюсь и замираю для короткой беседы.
— Привет, — она излучает счастье. — Как дела?
— Отлично, — умело имитирую радость.
— Слышала, замуж собираешься, аж в Америку, — чуть хмурится. — Неужели не страшно так далеко уезжать?
— А чего мне бояться? — отмахиваюсь.
Я закалена и привита от всех существующих на свете гадостей. Наверное. Хотя не факт.
— Прикольные малыши, — сглатываю ком в горле.
— И у тебя тоже появятся, — заявляет уверенно, смеётся. — Ещё намучаешься, тогда они не будут казаться настолько прикольными.
Вряд ли. Не появятся. Никогда. Не судьба.
Next, следующий.
Запираюсь в душном офисе. Стены давят, будто сдвигаются. Просматриваю отчёты о доходах. Удручающее зрелище. Финансовым гением мне не стать.
— Пофиг, не беда, — стараюсь не обращать внимания на тошноту. — Нам не привыкать. Если лажать, то на все сто.
Цифры пляшут, точно издеваются, заливисто хохочут, скачут, не ведая усталости. Таблицы расплываются перед глазами. Либо дело в богатом воображении, либо в початой бутылке виски.
Тянет взвыть от безысходности. Рвать и метать, комкать документы, разнести кабинет в пух и прах. Ограничиваюсь сдавленным стоном.
Next, следующий.
— Ты изменилась, — говорит Маша, перехватывая меня в коридоре, опять нарывается на разговор по душам: — Ты была добрее.
— Тупее, — поправляю глухо.
— Нет, — качает головой. — Ты стала другой.
— Отвали, — выдыхаю сдавленно.
— Я виновата, не отрицаю, — озвучивает очевидную истину. — Но никто не должен расплачиваться за ошибки вечно. Что мне сделать? Просто скажи.
— Иди в задницу, — отталкиваю её.
— А его ты простила, — бросает с укоризной. — Выходишь замуж.
— Да, — киваю. — Только себя простить не могу, доверяла тебе, как полная идиотка.
— Пожалуйста, — не желает отступать. — Давай всё обсудим.
— Нечего обсуждать, — выплёвываю яростно. — Понимаешь? Нечего. У меня ничего не осталось.
Ничего моего.
Ухожу, не оглядываясь. Молча. В звенящей тишине. Переворачиваю страницу, переключаю канал.
Next, следующий.
Злоба клокочет, ворочается под рёбрами. Ненависть душит. Зависть оплетает ржавыми цепями, тянет на дно.
Столько боли, столько отчаяния.
Ощущения не из приятных, будто хоронят заживо. Захлопывают крышку, забивают, бросают комья земли. Опять и опять, с завидной регулярностью.
Остаётся лишь царапать равнодушную поверхность ногтями, молотить кулаками из последних сил, сбивая костяшки до мяса.
Нет.
Не надо.
Изыди.
Следующий кадр.
Иногда кажется, весь мир против тебя.
С карьерой не складывается, друзья предают. Ссоры и скандалы, ни единого светлого фрагмента. Планы проваливаются, мечты не спешат сбываться. Надежда испаряется. Получаешь пощёчину за пощёчиной, падаешь прямо в грязь, захлёбываешься. Теряешь силу, не желаешь продолжать.
Но это бред.
Никто не обязан соответствовать твоим ожиданиям. Поэтому не стоит тратить жизнь на нытьё. На пустые сожаления, на гнетущую тоску. На тщетные вопли о том, что вокруг беспринципные сволочи.
Против тебя только ты сам.
Остальных не изменить.
Get over it.
Возьми себя в руки. Смирись. Забудь. Смачно наплюй. Забей. Выбрось на помойку. Будь выше. Ступай дальше.
Преодолей.
***
— Как теперь быть? — заламываю руки и приглушённо всхлипываю. — Как после этого доверять людям? Сначала Анна, потом Маша. Ладно, университетская приятельница, клятв мы не давали, да и в учебе всегда присутствует доля здоровой конкуренции. Но от подруги детства подлянку не ждёшь. Удар в спину мясницким тесаком, а потом по печени, по печени… Зачем? За что? Где же гребаная справедливость? Вроде мелочь, пора привыкнуть. Однако я не хочу, отказываюсь. Почему все пытаются подставить и поиметь выгоду? Терпеть не могу, когда человек кучу всего наобещает и не выполняет. Ещё и оправдания ищет, старается обелиться. Не желает признаваться в собственной говённости. Мол, прости, чисто случайно вышло. Я не планировала трахать твоего жениха, он не вовремя оказался рядом. Мы всего лишь целовались. Голые. Без задних мыслей.
— Кхм, — в трубке слышится многозначительное покашливание. — Можно продолжить чуть позже?
— Нет, Андрей, — отрезаю строго. — Нельзя. Мне нужна поддержка и сильное плечо. Фон Вейганд игнорирует звонки, остаётесь только вы.
— У нас важное совещание, — выдаёт шёпотом. — Я перезвоню.
— У нас тоже, — заключаю невозмутимо. — Не смейте отключаться. Только представьте, мы станем не разлей вода. Будем лучшими друзьями. Как в фильме «Хороший, плохой, злой».
— Что-то не припоминаю там дружбы, — заявляет с некоторым сомнением.
— Туко и Блондин, — охотно подсказываю. — Идеальная команда.
— Блондин бросает Туко погибать в пустыне, — пробует отвертеться.
— А Туко практически вешает Блондина, — продолжаю радостно. — Парни явно на одной волне.
— И на чью роль меня назначат? — предчувствует подвох.
— Учитывая ваши довольно посредственные данные, ответ очевиден, — вздыхаю. — Ну, а для Блондина необходим кто-нибудь невероятно красивый, дьявольски обаятельный, с высоким уровнем интеллекта. Тут только я подойду. Не обессудьте.
— Хорошо, — произносит скорбным тоном. — Теперь я могу идти?
— Естественно, — протягиваю лениво и хлёстко прибавляю: — Естественно, нет. Мне требуется помощь.
— Какая? — готов взмолиться о пощаде.