Их заслоняет румяное лицо Егора – беззаботная улыбка счастливого мальчишки мгновенно гаснет, глаза темнеют до обжигающей черноты, спокойный и уверенный взгляд до бешеной скорости разгоняет кровь в моих венах.
Мы целовались лишь однажды – под покровом ночи в парке, а потом не было ни одной минуты, чтобы я не вспоминала об этом, краснея и задыхаясь, и не мечтала повторить тот поцелуй.
Сердце тихо трепещет, поверхностные вдохи и выдохи вырываются из груди, я расслабляюсь и закрываю глаза. От прикосновения горячих губ к моим холодным губам день взрывается на тысячи мелких радужных стекляшек.
* * *
Мне уже мало наших телефонных разговоров по ночам и игр в гляделки на переменах – на такой стадии отношений девчонки не слезают с коленей своих парней и каждую свободную минуту прячутся с ними в укромных углах и закоулках.
Для нас с Егором это неосуществимо, поэтому я психую и рычу на невинную, словно овечка, Алену.
В школе царит хаос – итоговые контрольные наслаиваются на репетиции праздничного концерта, где хор нашего класса будет петь песню из «Карнавальной ночи», а Саше как главной звезде достался еще и сольный номер.
Даже самые ярые социофобы под страхом сниженных оценок задействованы в приготовлениях – украшают зал или, заикаясь и обливаясь холодным потом, вынуждены обнародовать свои глубоко скрытые таланты. Стоя между горланящими припев Сеней и Тимуром, я тоже заливаюсь соловьем. Только Егора к общественной работе не привлекают.
Каждый вечер бабушка, пытаясь перехватить мой взгляд, рассказывает о математических успехах ее подопечного и строит далеко идущие планы на мой счет. Отвечаю односложно или совсем игнорю такие разговоры, под любым предлогом сваливая в комнату, где зарываюсь лицом в подушку.
От воспоминаний о поцелуях на снегу кружится голова… Я летаю в облаках. Мечты, перетекающие в дремы и душные сны, прерывают телефонные звонки от мамы или Саши. Нажимаю на сброс: и с этими двоими мне больше не о чем говорить.
Близится страшная дата – в субботу я иду на пустырь с букетом искусственных цветов и банкой голубой краски. Задрав рукава старой куртки, два часа тщательно крашу кенотаф на месте гибели Сони – ее настоящая могила находится на родине деда, недалеко, но зимой там не чистят дороги, прикручиваю проволочные стебли и вслух рассказываю тетке обо всем, что теперь тут творится, и о том, к чему я в последнее время пришла.
* * *
Егор прав, моя бабушка – не абсолютное зло, а всего лишь типичный представитель здешнего общества. Она кидалась на семью Лебедевых только потому, что изначально верила, что его отец способен на такое, а вот «хороший мальчик Андрюша» – никогда. Ведь молва о неподобающем поведении Нади и странностях ее мужа всегда принималась ею за чистую монету. Она и мысли не могла допустить, что люди, о которых ходят такие слухи, могут быть порядочными. Но даже бабушка, воспитывая и промывая мне мозги на свой лад, не опускалась до тех подробностей, что смакуют в нашем городке – о них мне недавно поведал Егор.
Ну а моя мама… Она хорошо устроилась: что бы ни случилось – ее хата с краю.
«Да, жалко, конечно. Но я пройду мимо. Не потому, что не могу помочь, просто кто-нибудь другой сделает это лучше…» – думает она и, утешившись этой мыслью, преспокойно ложится спать. Словом, мама – еще один типичный представитель этого городка, хоть и давно сбежавший отсюда.
Здесь живут праздные и завистливые люди, прочно застолбившие свой кусочек места под солнцем и до жути боящиеся лишиться его. Время уходит, и они уже давно ни к чему не стремятся. Нападая толпой на непохожих, иных, каждый мнит себя частью общности, верит, что вершит правое дело и очищает мир от всякой заразы.
А несогласные просто молча стоят в сторонке, чтобы народный гнев ненароком не обратился на них. Как когда-то стояла и я.
Саша – представитель нового поколения, достойная смена, наверное, еще и поэтому его так любят и ценят в городке…
Вот он усиленно репетирует, бренчит на гитаре посреди сцены, загадочно завесившись светло-русой челкой. Это всегда безотказно действует на девчонок, о чем он прекрасно осведомлен.
Зал украшен мишурой, в потолок упирается мигающая гирляндами елка.
Под жидкие аплодисменты фанаток Саша раскланивается, и на подмостки сгоняют нас – остальную серую массу. Музрук включает фонограмму и вдохновенно дирижирует, но Сеня запевает раньше, чем окончательно сбивает и без того нестройный хор.
Невидящими глазами пялюсь на расплывчатые огоньки и думаю о Егоре – после репетиции нам предстоит еще один урок, значит, он не мог уйти домой.
Скорее всего, в тишине и одиночестве облокотившись на пыльный подоконник, он сейчас курит на пожарной лестнице. Все нежелательные элементы еще минимум полчаса проведут здесь, и мы сможем спокойно провести время вместе… Ох, какая это роскошь для нас!
Мучительно закашливаюсь, приняв скорбный вид, выхожу из строя и плетусь к музруку – она вопросительно поднимает брови.
– Что с вами, Наумова?
– Горло! – хриплю я. – Петь больно. Кажется, я простыла.
На взмокший лоб опускается холодная жесткая рука.
– Хм, похоже на то. Идите в медпункт.
Пулей выбегая из зала, я чувствую скользнувший по щеке внимательный взгляд холодных синих глаз, но Саша остается сидеть на месте в окружении восторженных девятиклассниц.
* * *
Пустые школьные коридоры похожи на нескончаемый лабиринт из фильма ужасов – того и гляди из-за угла или ниши выскочит зомби и двинется на меня, размахивая руками… По спине бежит холодок, и я ускоряю шаг – слишком долго мы с Егором обсуждали ночью фильм «28 дней спустя» и ему подобные.
Бесшумно крадусь к железной двери, оглядываюсь по сторонам, дергаю за ржавую дужку и оказываюсь в нашем секретном, покинутом всеми мире.
Егор, прислонившись спиной к стене, затягивается сигаретой, бросает окурок под ноги и давит его подошвой ботинка – он не выдает никаких эмоций, только глаза вспыхивают черным огнем.
В безотчетном стремлении спрятаться от реальности я подхожу ближе, бешеный восторг и любовь снова накатывают огромной волной – чтобы устоять на ногах, приходится вцепиться в форменный пиджак и повиснуть на плечах Егора. Он обнимает меня, кладет подбородок на макушку. Мы стоим молча, покачиваемся и дрожим.
Мысли жужжат в голове.
Я хочу быть с ним и готова кричать об этом.
Знаю, он оберегает меня от возможной реакции общества. Знаю, мне придется несладко. Но в конечном итоге это никак не отразится на мечте Егора и моей мечте, ведь она далеко за пределами этого городка. Мы не делаем ничего плохого.
Я готова принять последствия своего выбора.
– Егор, давай признаемся! – выдыхаю я ему в шею. – Я тебя люблю. Давай прямо сейчас решим, кем мы отсюда выйдем.
Зажмуриваюсь и, чтобы подавить грохот подступившего к горлу сердца, считаю до десяти. Если я выйду отсюда девушкой Егора, стану изгоем, объектом издевательств, насмешек и слухов. Если я выйду отсюда девушкой Егора, бабушка выставит меня из дома. Плевать. Если я выйду отсюда девушкой Егора, это будет любовь на полную катушку. Это будет Любовь.
