Накидываю куртку, наспех чищу зубы, выдавив немного пасты на палец. По-хорошему, стоило бы помыться, ибо разит от меня, как от химического завода, но время не ждёт. Умываюсь, избавляясь от остатков макияжа, скручиваю растрепанные волосы в косу, прячу под капюшон и ловлю свое отражение в зеркале.
Строю себе рожу и криво улыбаюсь. Без вечернего макияжа я не так уж и плоха сегодня. Даже и не скажешь, насколько бурной выдалась ночка. Лицо, хоть и бледное, но без впалых щек и мешков под огромными синими глазами. Только губы, припухшие, с трещинками и маленькими ранками от напористых губ Клима, выдают меня с головой. Ах да, ещё следы его пальцев на запястьях. Мэт точно решит, что у меня был секс этой ночью. Грязный, дикий, за гранью удовольствия. Все, как он планировал.
И я ни за что не признаюсь, что у меня ничего не было. Пусть думает, что ему удалось подложить меня под Чехова. Пусть наслаждается, пока я придумываю, как без потерь сломать его планы.
Потому что я знаю одно: я хочу Клима даже сейчас, когда текила выветрилась без остатка. Хочу до дрожи в коленях и нежной щекотки внизу живота. Не так дико, как накануне, но не менее остро.
И это плохо. Очень плохо. Потому что я не смогу мыслить здраво рядом с ним. Утонуть в мужчине, раствориться в отношениях — непозволительная для меня роскошь. И очень опасная. Как и игра Мэта, для которой нужна холодная голова и точный расчет. Никаких эмоций. А рядом с Климом я заранее обречена на провал.
Качаю головой, щипаю свои щеки, разгоняя кровь, до лёгкого румянца и выбираюсь из ванной.
Но сталкиваюсь с законом подлости, который, как обычно, подкрадывается, когда нужно, чтобы все шло как по маслу: дверь заперта и нет ни единого намека на то, что я могу ее открыть изнутри.
И почему я решила, что этот мужчина позволит мне уйти?
После предложения Мэта я навела кое-какие справки о военном хирурге Климе Чехове и этого хватит с лихвой, чтобы понимать: если не выберусь отсюда, Клим не отпустит, потому что ему не понравится моя правда. А в том, что я ему все расскажу, даже и сомневаться не стоит. Такие умеют добывать информацию. Вон как лихо перекрыл канал наркотиков. Жесткий, волевой. Что ему стоить вывести меня на чистую воду? А я не хочу становиться ещё и его заложницей.
Но как выбраться, если дверь заперта, а спальня, та самая, где у нас ночью едва не случился секс, находится, если меня не подводит память, на втором этаже?
Со стоном разочарования сползаю на пол. Проклятье.
Думай, Кира, думай! Тебе же не впервой выбираться из патовой на первый взгляд ситуации. И ничего, что раньше можно было позвонить Мэту — я старалась выпутываться из проблем самостоятельно. А сейчас даже призрачной перспективы помощи со стороны нет. Сама. Упираюсь затылком в гладкую деревянную дверь, давая себе мысленного пинка. Двигайтесь же шестерёнки проклятые, ну же!
Я могу остаться здесь и дождаться хозяина, а могу…
Вскакиваю на ноги. К окну, которое оказывается балконом с кованой оградой. Перегибаюсь, оценивая высоту, и ругаюсь сквозь зубы. Второй этаж? Ага, как же! Третий, с каменной дорожкой под балконом, и ни единой возможности спуститься или выбраться на крышу. Только раздвижная лестница у гаража, которую мне ни за что не достать.
Все предусмотрел, надо же. Неужели предугадал, что я захочу сбежать? Черт! Бью ладонями по ограде. Злость полынной горечью растекается по венам. Нет! Я не могу просто сдаться. Не могу. И раскат грома мне насмешкой. Вздрагиваю, до боли сжимая перила, зажмуриваюсь. И все равно вижу ослепительную вспышку молнии. Раз, два, три… Новый раскат, зазвеневший на каждом натянутом нерве.
А следом на руку падает крупная капля. Ещё одна и ещё. Острые, что иголки и обжигающе холодные, они приводят меня в чувство. Выдыхаю, открыв глаза. Сквозь деревья виден красивый кованый забор, увитый виноградником. А за ним — широкое плато, скальной стеной обрывающееся в море.
Разворачиваюсь спиной к улице, роняю лицо в ладони. Как же меня угораздило так вляпаться? Обида горьким комком застревает в горле, щиплет глаза непрошеными слезами. Этого только не хватало! Стискиваю зубы, впрыскивая в вены разряд злости. Вдох-выдох.
— Ого! Вот это я удачно зашёл, — низкий, с приятной хрипотцой голос звучит так неожиданно, что я замираю, не веря своим ушам. — Утро доброе, прекрасная Джульетта!
Что? Джульетта? Серьезно? Что ещё за шут на мою голову? Хотя…шут не шут, а реальный шанс на побег.
Оборачиваюсь резко. С головы слетает капюшон, растрепав черные волосы. Внизу на дорожке стоит высокий блондин со шлемом в руках. Кожаная куртка, стильные джинсы, модная прическа, прочесанная «авиаторами». Улыбается так искренне и широко, как будто мы сто лет знакомы и встретились после долгой разлуки. И занимающийся дождь его совершенно точно не смущает.
— Ох, как жестоко я ошибся, — улыбка стекает с его красивого лица, но глаза прищурены и я уверена: полны смеха, — ты не Джульетта. О, кто же ты, прекрасная миледи?
Выдыхаю. Этот сумасшедший, разговаривающий стихами, моя последняя надежда сбежать отсюда.
— Мне нужна ваша помощь.
— Хотите сбежать?
О Господи, если ты есть, спасибо тебе! Киваю, но боюсь, что он не увидит, и добавляю надтреснутым голосом:
— Да. Поможете?
Ему явно не нравится моя идея. Он отступает на шаг, вглядывается куда-то явно вглубь дома. Может, там под балконом стоит Клим и все это заранее спланированный спектакль? Может быть. Но в любом случае я должна попробовать, иначе буду жалеть.
— Никуда не уходи, — почти приказывает, легко переходя на ты, и двигает в сторону гаража. Ловким движением перехватывает ту самую лестницу, приставляет к балкону, кивком приглашая спуститься. Всего десять шагов и я спрыгиваю на мокрую дорожку прямо в лужу.
— Да вы не Джульетта, миледи, — фыркает мой спаситель, наблюдая, как я переступаю в луже босыми ногами. — Вы самая настоящая Золушка. Где туфельки потеряла, красавица?
Черт! Об обуви я совсем забыла, но обратного пути нет. Придется убегать босиком, благо на улице июнь в полном разгаре.
— Дракон сожрал, — язвлю в ответ.
— И каретой закусил, — откровенно смеется этот шут с мотоциклетным шлемом. Мотоцикл? Чем не карета.
