Глава 1
Работник скорой помощи избил беременную пациентку — это про меня.
Я наугад вытянула из вороха утренних газет одну, пробежала глазами скандальный заголовок и отбросила газету прочь.
Так мерзко.
— Почему они не пишут, что у женщины была истерика? Что она расцарапала мне всё лицо и не давала сделать укол? Шлёпнуть по щеке, чтобы привести в чувства — это называется «избить»? Почему они не пишут, что вовремя оказанная помощь спасла ей жизнь?
Бросая вопросы один за другим, я не задала главный — почему Женя, мой жених, вместо поддержки вываливает на меня эти грязные почеркушки?
— Прокуратура начала в отношении тебя проверку, — словно не услышал он.
А ещё меня увольняют, угу, в курсе. Я отпила горький кофе без молока и с удовольствием откусила от ломтя хлеба с мясом.
— Тебя вообще ничего не колышет?!
— М-м-м… Вообще-то я завтракаю. А что меня по-твоему должно колыхать?
Когда-то наивная маленькая девочка нашла себе кумира. Не актёра, не певца, как это часто случается у подростков, а военно-полевого хирурга Пирогова. Девочка всей душой поверила в клятву Гиппократа, выучилась на фельдшера. Чего я только ни наслушалась за годы работы на скорой… «купила диплом», «только деньги и выманиваете», «грабительница», «убийца». Сейчас ещё жившая во мне маленькая наивная девочка умирала в муках — её мечту о белом халате растоптали окончательно.
— Скандал! Громкий, грязный скандал! — возмущался Женя.
Я сделала очередной глоток.
Точно знаю, что, работая в администрации города, Женя знаком со многими журналистами. Эксклюзивное интервью в обмен на правдивую статью — разве я многого хочу? Но поверх газет легли ещё тёплые после принтера распечатки обсуждений из Сети. Спрятавшиеся за аватарками анонимы не выбирали выражений.
Я улыбнулась.
— Твоей карьере и работе конец, ты замарана по самые уши. Чему ты радуешься?
— Тому, что несмотря ни на что, спасла жизнь?
— Да лучше бы она сдохла, чем такое спасение!
Чего-то подобного я подспудно ожидала, поэтому не отреагировала. Скажи мне кто вчера, что мой Женя… Ни за что бы не поверила и вышвырнула советчика взашей. Но всё изменилось, когда Женя своими руками положил передо мной газеты.
— Знаешь, дорогой, я тебе желаю, чтобы, когда тебе станет плохо, к тебе приехала бригада, в которой абсолютно все думают именно так, как ты сейчас сказал.
— Вот как?
— Ага.
— Надеюсь, ты осознаёшь, что при такой риторике наши дальнейшие отношения невозможны.
Да? А я думала, они стали невозможны чуточку раньше, когда я «замаралась по самые уши». Амбициозный политик не может себе позволить жениться на девушке с подмоченной репутацией хоть в девятнадцатом веке, хоть в двадцать первом. Я спокойно, продолжая улыбаться, вернула помолвочное кольцо. Не могу не признать — обставлено ловко. Якобы пришёл разобраться и помочь, а я, негодяйка, поиздевалась и напоследок пожелала смерти. Женя хороший, я плохая.
Больно-то как.
Забрав кольцо, он молча ушёл. Хлопнула входная дверь, а я так и не нашла в себе сил, чтобы подняться и запереть замок. Зато я допила кофе, доела бутерброд, задала себе новый вопрос, гораздо более интересный, чем все предыдущие — где были мои мозги, когда я влюблялась в Женю? Он казался мне современным рыцарем, сражающимся с государственной машиной ради людей, а оказался…
Боль рвала на части.
Я почувствовала странную слабость, у меня онемели кончики пальцев, в глазах потемнело. Я закашлялась, и мне всерьёз почудилось, что у меня во рту возится живая бабочка, которую я благополучно выплюнула, а вместе с ней выплюнула и свою боль. Телу вернулась лёгкость, зрение прояснилось. Я встала, плохо понимая, зачем: в таком состоянии, как у меня, надо сидеть, а лучше — лежать, бросив под язык половинку валидола. Надо…
За спиной раздался полный облегчения вдох. Я испуганно дёрнулась. Я же одна в квартире, вздыхать некому! Но вдох и выдох повторились.
Неуклюже обернувшись, кухня подозрительно медленно проворачивалась перед глазами, я увидела невозможное — себя по-прежнему сидящую за столом. Нереальное бредовое видение, однако, моргнув, я убедилась, что картинка перед глазами не галлюцинация, не игра воображения. Я действительно очутилась вне тела, чего быть, конечно, не могло, но почему-то было. Я никогда не верила байкам про свет в конце тоннеля и внетелесный опыт, переживаемый при смерти, и вот, пришлось испытать на собственной шкуре.
Только никакой смерти почему-то не было. Моё тело дышало, жило. Более того, плечи расправились, изменился поворот головы, а губы сложились в тонкую кривую линию. Мне совершенно не понравилось презрительное выражение появившееся у моего лица, я таких рож отродясь не корчила, а в сочетании с сетью вспухших багровых царапин, оставленных ногтями спасённой, гримаса смотрелась вдвойне уродливо.
Я поднялась, сгребла газеты и распечатки в кучу, небрежно смяла и бросила в мусорное ведро под раковиной, затем прошла в прихожую и заперла входную дверь. Я-настоящая продолжала наблюдать за собой из кухни, причём по ощущениям откуда-то из-под потолка. Я, которая уже не я, вернулась, неся подмышкой ноутбук. Водрузив его на стол, она заварила себе вторую порцию кофе, но на сей раз с молоком и сахаром.
— Клянусь, я больше никогда не буду такой непроходимой дурой, — сказала она, отсалютовав пустоте чашкой.
Ноутбук уже загрузился, и она открыла в «Хроме» сразу две вкладки. В первой — банк вакансий, во второй загуглила условия поступления в вузы в этом году. Я давно мечтала, хотела получить полноценный диплом… я ведь фельдшер, образование у меня считается средне специальным, а не высшим.
Ничего не понимаю… Может, у меня крыша поехала?
Я попыталась окликнуть себя сидящую, но не получилось издать ни звука. Старательно давя в себе разгорающуюся панику, я приблизилась вплотную к своему лицу, и, зависла напротив левого глаза. Что у меня с размерами?! Додумать новую мысль я не успела.
— Пошло вон, мерзкое насекомое! — яростно отмахнулась я, сидящая за столом.
Кто?!
Я инстинктивно шарахнулась от взмаха её руки, потеряла ориентацию в пространстве и со всего маха ударилась об оконное стекло. Попыталась удержаться, но стукнулась ещё несколько раз и вдруг поняла, почему вторая я обозвала меня мерзким насекомым.
В стекле бледно отражался бьющийся о него павлиний глаз. Ёжики святые…
Я никогда не верила в мистику, тем более я не верила легендам, утверждавшим, что после смерти человека его душа обретает крылья и бабочкой улетает к небесам. Я и сейчас не верю, хотя прячусь от кухонного полотенца в складке шторы.
