Маргарита задумчиво молчала, не прерывая исповедь Павла.
— Загвоздка была в том, что тогда я не осознавал всей серьёзности происходящего — подумаешь, обычная мужская реакция на симпатичную девчонку, которая постоянно маячит перед глазами. Мало ли таких вокруг… — хмыкнул он. — Долго я пытался отрицать, убеждать себя, что всё это ничего не значащее влечение, что это просто вполне объяснимое желание получить согласие той, что неосознанно бросает тебе вызов своей подчёркнутой незаинтересованностью. Это ведь сродни диагнозу — я уже тогда (особенно тогда!) не привык к отказам, всё, что я хотел, должно было стать моим, и точка! Молодой и самоуверенный кретин… — характерным жестом потёр затылок. — В общем, так я себе всё и объяснял: неким интересом завоевателя. Искал заменители, прекрасно осознавая, что с тобой просто так не прокатит. Тут либо ввязываться на полном серьёзе, либо… никак. По-другому нельзя. Табу. Испорчу тебе жизнь — ни родители, ни сам себя не прощу. А в том, что обязательно её испорчу, даже не сомневался. Не способен я был тогда на другое, Рит. — Стрельцов снова кинул на неё короткий взгляд. — Да и отец, как только что-то заподозрил с моей стороны, пригрозил всеми возможными карами, прямо так и сказал — заметит мои поползновения в твою сторону, яйца открутит и без гроша по миру пустит. Он к тебе всегда хорошо относился, да ты и сама знаешь… И меня, конечно же, тоже знал. Моё отношение к жизни, тотальное нежелание расставаться с собственной свободой, которое я никогда не скрывал, даже наоборот — выставлял напоказ… Я ведь тогда если не работал, то кутил напропалую — пил, гулял, трахал всё, что движется, тормозов не зная. Чувствовал себя хозяином мира. Молодой, не стеснённый в средствах и не обременённый моралью… Отец только потому, что я бизнес на себя взвалить не боялся да впрягался в дела с интересом и без боязни, глаза на остальное закрывал, — Павел перевёл дыхание. — В общем, наступил я себе тогда на горло — пообещал, что тебя не трону. И ему пообещал, и сам себе поклялся. И обещание выполнил. Задавил, всё что было. Задушил собственными руками, заменил другими, десятками других. Дурак был… Последний, конченый дурак, живущий самообманом! Да только осознал это действительно слишком поздно — ты к тому времени уже была недосягаема. Ускользнула прямо из-под носа, пока я носился со своей мнимой свободой. И ладно бы к кому-то другому — что для меня, хозяина этого долбаного мира, все его простые смертные?.. Но Ершов был моим другом.
****Стрельцов замолчал, прервав свой длинный эмоциональный монолог. Маргарита тоже не проронила ни звука, как загипнотизированная уставившись на пляшущее пламя, в языках которого вырисовывались сцены её прошлой жизни.
Павел потянулся, подкидывая в костёр полено — в тёмное небо взметнулся сноп искр, разрушая видения, возвращая её в реальный мир.
— Но… если это правда… неужели я была настолько слепа… — тихо и сбивчиво проговорила оглушённая, обескураженная его признаниями Рита.
— Брось, Марго, — выдохнул Павел. — Все мы носим маски, и иногда настолько срастаемся с ними, что начинаем думать, что это и есть наши настоящие лица. И если сами не всегда в силах понять, кто мы есть на самом деле, что говорить о других… Я вот искренне верил, что поступить так, как я поступил, будет лучше. И не только для тебя, но и для меня самого — я ведь ещё тот эгоист, не вижу смысла это отрицать. Я не хотел проблем, и я сделал свой выбор, пусть не раз потом пожалел о нём… А что до Ершова… — Павел вновь посмотрел на неё. — И он примерил на себя маску и тоже поверил в неё… Нет, я его не защищаю, не подумай! Он мразь, и этой мрази не место рядом с тобой… — в его глазах сверкнул огонь. — Но тогда, несмотря на всё наше вечное соперничество, я ведь его на самом деле другом считал, — сокрушённо покачал головой Павел. — Кутили в основном вместе, петушились друг перед другом, соревновались, кто кого перещеголяет, было дело… Не в этом, конечно, дружба измеряется, но тогда-то я этого не понимал! Клубы, какие-то вечные тусовки, вечеринки, пьянки — недели не было, чтобы без всего этого обходилось… И тут гром среди ясного неба — узнаю, что дружок мой на тебя виды имеет… — он на миг взял паузу, но вскоре продолжил: — Цветы эти охапками, перешёптывания в курилках, что у Саламовой поклонник завёлся… Сначала не придавал значения, затем эти сплетни подбешивать стали, а потом вдруг узнаю, что это его, гада, рук дело, что это Рус, оказывается, расстарался!.. Прижал тогда его к стенке, еле сдержался, чтоб морду не начистить. Пригрозил, сказал, что выпну на хрен из компании, несмотря на весь его потенциал и грёбаные таланты, и отец не помешает! Объяснил популярно, что ты мне как сестра младшая, что порву за тебя, не посмотрю на дружбу… Ну он и закусил видимо, хотя вид сделал, что всё услышал, всё понял… И тем не менее угроз не испугался, от намерений не отказался. Правда, божился, что всё серьёзно у вас, что любит, что не обидит… Да и ты… — Павел с горечью усмехнулся. — Светилась вся… летала…
Он снова на время замолчал, словно собираясь с мыслями для последнего рывка. И, спустя минуту, тишину которой нарушало лишь потрескивание костра, продолжил:
— Я после свадьбы вашей забухал страшно. Просыпался непонятно где, непонятно с кем, пропадал. Ты, наверное, и не заметила, да и понятно почему — медовый месяц, какое тебе до этого дело было… Да и никто, кроме меня самого, истинных причин не знал — подумаешь, золотой мальчик в очередной отрыв ушёл… Но именно этот отрыв и стал новой точкой отсчёта — именно тогда отец мне ультиматум и поставил: либо я подбираю сопли, усмиряю свои аппетиты и занимаю его место, либо качусь ко всем чертям со всеми своими пьянками и гулянками… Ну мне ничего и не оставалось, как собрать волю в кулак и смириться. А что после драки кулаками махать? Сам свой шанс просрал, был ли смысл виноватых искать? Успокаивало только одно — ты была счастлива.
— Была, — не стала отрицать Рита, когда стало ясно, что исповедь Павла, перевернувшая весь её привычный мир, разделившая жизнь на “до и после”, вывернувшая её душу наизнанку, подошла к концу. — Правда, не так долго, как ожидалось…
Слушая Павла, она непроизвольно вспомнила те дни, когда у них с Русланом всё только начиналось. Ухаживания тогда ещё будущего мужа, сначала ненавязчивые, потом всё более настойчивые. Цветы от него, действительно охапками. Плюшевых мишек, зайчиков, приглашения то в кино, то в ресторан, то просто погулять… Каждый день, пока она не согласилась пойти с ним на свидание, Ершов настойчиво дарил по букету — ставить было некуда! Цветами было завалено всё: и дома, и даже на работе. Василий Иванович, будучи тогда её непосредственным начальником, видя всё это каждодневное безобразие в офисе, губы поджимал, недовольно, с укором, но молчал… А за спиной и правда шептались…
Еще бы не шептались! Блистательный специалист, подающий надежды архитектор, молодой и харизматичный мужчина, и такой явный интерес к новенькой секретарше шефа! А ещё Ершов всегда добивался поставленных целей… Маргарита до сих пор не до конца понимала, чем его так привлекла, зачем ему вообще понадобилось связывать с ней жизнь, но это было фактом — в свои сети Руслан заполучил её целиком и полностью… Ведь устоять было сложно — он умел подать себя, заговорить зубы, очаровать. И несмотря на всё первоначальное сопротивление, уже через месяц после первого и вполне невинного свидания Маргарита была влюблена в Ершова по уши, а через полгода и вовсе сказала “да” на сокровенное “выйдешь за меня?”. А разве можно было ответить что-то другое, когда под твоими окнами, под аккомпанемент специально приглашённого саксофониста, наигрывающего романтичную мелодию, в окружении цветов и надувных сердец стоит на одном колене мужчина мечты с бархатной коробочкой в руках и обещает пресловутое “и в горе, и в радости”? А в момент, когда кольцо с бриллиантом оказывается на твоём пальце, небо расцветает огнями фейерверков?..
