– А вы не знаете?
– Я бы не спрашивал, если бы знал, правильно?
Слейп завалился вперед, охая от боли. Первой мыслью Редмена было, что юнец потерял сознание, но у Слейпа на уме было другое. Нож, подхваченный с пола, вдруг снова оказался у него в руке, и подросток направил его в пах Редмену. Тот в последний миг успел увернуться, и Слейп снова вскочил на ноги, забыв о боли. Нож кромсал воздух, мальчишка шипел сквозь зубы о том, что намерен сделать.
– Зарежу тебя, свинья. Зарежу!
Вдруг его рот распахнулся, и он закричал:
– Кевин! Кевин! Помоги!
Удары становились все менее и менее точными, Слейп терял над собой контроль; слезы, сопли и пот склизко блестели на лице, когда он ковылял навстречу жертве.
Редмен выбрал момент и нанес сокрушительный удар по колену Слейпа – по хромой ноге, надеялся он. И угадал. Подросток закричал и отшатнулся, развернувшись и врезавшись в стену лицом. Редмен рванул за ним, прибив Слейпа к стене. Он слишком поздно осознал, что наделал. Тело Слейпа обмякло – его рука с ножом, зажатая между стеной и телом, выскользнула вся в крови, выпустив оружие. Слейп испустил дух и тяжело сполз, загоняя нож еще глубже себе же в брюхо. Он умер прежде, чем коснулся пола.
Редмен перевернул его. Он так и не привык к внезапности смерти. Уйти так быстро – словно изображение, исчезнувшее с выключенного телеэкрана. Нет сигнала.
Когда Редмен пошел в вестибюль, абсолютная тишина коридоров начала оглушать. Порез на животе был незначительным, и кровь сама сделала из рубашки засохшую повязку, прилепив хлопок к коже и закрыв рану. Боль почти не ощущалась. Но порез был наименьшей из проблем: теперь ему предстояло раскрыть тайну, а Редмен был не готов к новому столкновению. В старой и затхлой атмосфере Тезердауна он сам чувствовал себя старым и затхлым. Здесь не существовало ни здоровья, ни благополучия, ни здравого смысла.
Он вдруг поверил в привидений.
В вестибюле сиял свет – голая лапочка над мертвым пространством. Под нею Редмен прочел смятое письмо Лейси. Размазанные слова на бумаге казались спичками, подпалившими трут его паники.
Мама,
Меня скормили свинье. Не верь, если они скажут, что я тебя не любил, или если скажут, что сбежал. Это неправда. Меня скормили свинье. Я тебя люблю.
Томми.
Он сунул письмо в карман и выбежал из здания в поле. Уже стемнело: все скрыл глубокий, беззвездный мрак, воздух пропитала сырость. Даже при свете дня Редмен не сразу бы нашел путь до фермы, ночью стало еще хуже. Очень скоро он заплутал – где-то между игровой площадкой и деревьями. Слишком далеко, чтобы разглядеть очертания главного здания позади, а деревья впереди казались одинаковыми.
Ночной воздух был спертым, не освежал уставшие ветви ветерок. Снаружи все было так же неподвижно, как внутри, словно весь мир стал интерьером: удушающей комнатой, прижатой потолком из облаков.
Редмен остановился в темноте, чувствуя, как в голове пульсирует кровь, и попытался сориентироваться.
Слева – где, как он полагал, находились туалеты, – мерцал свет. Редмен явно ошибся насчет своего местоположения. Свет горел в свинарнике. На его фоне ветхий курятник казался голым силуэтом. Там были люди, несколько человек; они стояли, словно наблюдая за зрелищем, пока еще не видимым для Редмена.
Он направился к свинарнику, не зная, что сделает, когда подойдет. Если все вооружены, как Слейп, и так же полны жаждой убийства, тут Редмену и придет конец. Эта мысль его не беспокоила. Почему-то сегодня перспектива выбраться из этого душного мира показалась ему привлекательной. Раз и навсегда.
И там был Лейси. После разговора с Левертол у него на миг возникли сомнения, когда он спросил себя, почему так переживает из-за мальчишки. То обвинение про «любимчика» – в нем крылось зерно истины. Неужели что-то в Редмене хотело, чтобы Томас Лейси оказался рядом с ним обнаженным? Не на это ли намекала Левертол? Даже сейчас, неуверенно направляясь на свет, он мог думать только о глазах мальчика, больших и требовательных, смотрящих прямо на него.
Впереди в ночной тьме от фермы разбредались фигуры. Он видел их на фоне света, льющегося из свинарника. Все уже кончено? Он заложил длинный крюк слева от строения, чтобы избежать встречи с расходящимися зрителями. Они не издавали ни звука: не слышалось ни болтовни, ни смеха. Словно скорбящие, покидающие похороны, они размеренно шли во тьме, порознь друг от друга, склонив головы. Жутко было видеть этих безбожных хулиганов, смиренных благоговением.
Он добрался до курятника, не встретившись ни с кем лицом к лицу.
У свинарника еще задержалась пара фигур. Вдоль стены загона со свиноматкой выстроились свечи – десятки и десятки свечей. Они горели в неподвижном воздухе, отбрасывая насыщенный теплый свет на кирпичи и на лица тех немногих, кто еще взирал на тайны свинарника.
Среди них была Левертол, а также надзиратель, присевший в тот первый день, осматривая голову Лейси. Были там и двое-трое мальчишек, чьи лица он узнал, но имен не вспомнил.
Из свинарника доносился шум – топот свиноматки по соломе, наслаждавшейся их взглядами. Кто-то говорил, но он не мог разобрать, кто. Напевный голос подростка. Когда голос прервал свой монолог, надзиратель и один мальчик нарушили строй, словно по команде «вольно», и развернулись в темноту. Редмен подкрался ближе. Теперь каждая секунда была на счету. Скоро первые, покинувшие это сборище, перейдут поле и вернутся в главное здание. Они увидят труп Слейпа и поднимут тревогу. Он должен найти Лейси сейчас – если Лейси еще можно найти.
Левертол заметила его первой. Она отвернулась от свинарника и приветственно кивнула, явно не обеспокоенная его приходом. Словно его появление здесь было неизбежно, словно все дороги вели на ферму, к соломе и запаху экскрементов. То, что она в это верит, казалось нормальным. Он и сам почти верил.
– Левертол, – сказал он.
Она открыто улыбнулась. Мальчик рядом с ней поднял голову и тоже улыбнулся.
– Ты Хенесси? – спросил Редмен, глядя на мальчика. Тот рассмеялся, как и Левертол.
– Нет, – сказала она. – Нет. Нет. Хенесси там.
Она показала на свинарник.
Редмен прошел оставшиеся несколько метров до стены, ожидая – и не смея ожидать – увидеть солому, и кровь, и свинью, и Лейси.
Но Лейси там не было. Только свиноматка – как обычно, большая и надменная, среди лепешек собственного навоза, хлопающая своими широкими нелепыми ушами.
– Где Хенесси? – спросил Редмен, встретившись взглядом со свиноматкой.
– Здесь, – ответил мальчик.
– Это свинья.
– Она его съела, – сказал юнец, продолжая улыбаться. Очевидно, он находил эту мысль чудесной. – Она его съела, и он говорит из нее.
Редмен чуть не рассмеялся. В сравнении с этим истории Лейси о привидениях казались почти правдоподобными. Его уверяли, что свинья одержима.
