Я повернулась к Филомене и шепнула с усмешкой:
— А ты говорила — костёр, костёр!
— Ох, милая, это куда хуже, — сморщила курносый носик девушка, но потянулась за мной. Так мы и вошли в большой холодный дом: Самарова с Глафирой и я с Филоменой.
Да уж, костёр был бы уместнее. Там хотя бы было теплее. Здесь же, походу, не топили. Экономили, что ли, на больных? С ума сойти! В зале стояли деревянные койки, а на них лежали, метались в бреду, буянили или просто тихо помирали люди.
Сказать, что я офигела, всё равно что промолчать. На полсотни коек в больничке сновали всего несколько монахов в просторных рясах из грубой серой холстины с чёрными капюшонами на головах да двое парней в тёмных балахонах до пола. Стоны и вопли раздавались со всех сторон, а святые люди особо не спешили, видимо, уже давно привыкнув к подобной вакханалии. А я всё вздрагивала, слыша крик боли или настойчивую мольбу попить-поесть. Запах же…
Запах — это отдельная история. Думаю, если бы стояло жаркое лето, я бы уже свалилась в обморок, потому что воняло тут страшно. Нет, не так. Тут страшно ВОНЯЛО. Как в отстойнике городской канализации с примесью крови, мокрой псины и сладковатого запаха гноя. Мельком глянув на Филомену, я поддержала её. Бледная как городская стена, девушка изо всех сил сдерживалась, чтобы не потерять сознание. Полагаю, уже от запаха, ведь нам ото входа не было слишком видно медицинских подробностей. А ещё служанки наши остались снаружи по строгому окрику Макарии.
Надсмотрщица над невестами предусмотрительно держалась у дверей, но громко провозгласила:
— Святые братья! Я привела вам помощниц, как и было договорено. А вы, девицы, идите и утолите нужды страждущих.
— Мать моя женщина, — только и смогла сказать я, прислонив Филомену к стене. — Эй, подруга, тебе как? Нашатырного спирта не найдётся ни у кого?
На меня уставились две пары недоумённых глаз бородатых монахов, и один из них кивнул куда-то вбок:
— Иди с братом Никифором, а я позабочусь о ней.
Филомену оставлять не хотелось, но пришлось. Макария бдела. Я поплелась за сгорбленным монахом, который не останавливаясь тыкал артритным пальцем в койки и бубнил:
— Сменить повязки… Накормить размоченным хлебом… Обмыть ноги и перевязь сделать… Отвар дать меленько…
Я старалась запомнить, но скоро бросила это занятие. Сориентируюсь по ходу. Главное, не наблевать прямо на пол. А так, в принципе, ничего страшного. Монах зыркнул на меня и буркнул:
— Чего стала? Раней начнёшь — раней завершишь.
И то правда. Приняв от него сухие, сложенные в несколько раз куски ткани, я присела на шконку первого больного. У него были замотаны руки по локоть, а лицо пряталось в морщинах и седой бороде.
— Здрассьте, — тихонько сказала я, пытаясь аккуратно размотать кровавую повязку. — Вы, главное, не волнуйтесь. Я сейчас вас перебинтую, всё будет хорошо.
Дедок, которому на вид было лет сто, сперва лежал смирно, а потом принялся громко стонать и отбрыкиваться. Я старалась его успокоить, сама уже чуть не плакала, отдирая присохшие бинты, а потом меня всё достало. Рявкнула:
— А ну, лежать смирно! Я не виновата, что вас не обезболили! Где тут вода? Смочить хоть, что ли…
Обернулась, схватила за длинный рукав балахона мальчишку лет пятнадцати:
— Где можно воды взять? Желательно тёплой.
— Тёплой нет, боярышня. Сей же час из бочки притащу.
Дед между тем унялся и снова распластался по шконке. Я ласково улыбнулась ему, хотя больше всего на свете мне хотелось орать:
— Вот и хорошо, так гораздо лучше… Что у вас с руками? Поранились?
Он не ответил, жуя бородой, только горестно вздохнул. Парнишка принёс бадейку воды, и я нахмурилась:
— Вы и на воде экономите?
Он только плечами повёл, не понимая, и быстро ушёл к другому больному. Я со вздохом зачерпнула воды в горсть и обильно смочила кровавый бинт. Если бы это видела медсестра из нашей районной поликлиники, то шандарахнула бы меня бадьёй по голове без лишних слов, ибо антисанитария, микробы, воспаление, гангрена… Но другого ничего в голову не приходило. Повязку поменять надо. Я уже представляла примерно, что ждёт меня под грязной тканью, и понимала, что дедок, скорее всего, уже не жилец. Всё равно жалко.
С горем пополам бинты таки удалось снять. Руки были обожжены от запястий по локти. Сколько это? Больше десяти процентов кожи? Пипец деду. Воспалённая красная кожа, некипячёные бинты, никакого антисептика… Так, чем у нас прабабуля мазала ранки в деревне? Вроде бы маслом с воском… Да, пчёлы были, это точно. Масло, воск и яйцо — вспомнила! Всё согреть и намазать, а главное, не бинтовать и всё время домазывать.
Хозяйничать в чужом монастыре я не собиралась, поэтому подозвала парнишку и тоном, не терпящим возражений, велела приготовить мазь и немедленно. Послушник, даже если и удивился, виду не подал и убежал куда-то. Я очень сильно понадеялась, что варить мазь, поэтому сказала деду:
— Вы подождите немного, сейчас будет готово средство, вам полегчает.
На соседней шконке я покормила беззубую слабую женщину, размачивая кусочек хлеба в плошке с водой и пропихивая его между воспалённых дёсен. Процесс длился довольно долго, а тут и мазь подоспела. Я критически обнюхала её, пробурчала, что не доложили масла, и подробно объяснила, сколько раз в день надо смазывать дедовы ожоги.
— Масло дорогое, — тихо воспротивился мальчишка. — Меня игумен сошлёт поклоны бить.
— Слышь! Если что, на меня укажи, я с ним почирикаю, — усмехнулась я и поняла по ошалелому взгляду парня, что ухмылка вышла не слишком доброй. Боялась бы я всяких прижимистых монахов…
Пока я справилась с пятью больными, умаялась на славу. Конечно, я проработала два года в бистро, чаще всего в вечернюю смену, и сейчас пыталась представить, что зал полон моих обычных придурошных, которым подай соль, сахар, хлеб, мазик, а тому кружку пива, а этому вилку заменить «онаупала»… Правда, за эту работу мне не заплатят денег. И перекуров не дают…
Я взяла свою паузу сама, когда почувствовала, что ноги не держат. Прислонилась к толстой деревянной опоре, державшей крышу, и вытерла пот со лба. Интересно, когда нас отсюда выпустят? Когда всех обслужим по два раза? Так, а тут что такое?
За балкой, чуть в стороне от зала было огорожено пространство растянутыми на верёвках простынями. О, может быть, это комната отдыха для хм-хм… персонала? Мне совсем не помешало бы немного отдохнуть. Огляделась по сторонам — все были заняты делом, даже княжна Самарова изображала некоторую активность возле маленькой девочки с обмороженными ножками. Решено. Сбегу на несколько минут.
Я проскользнула к простыне и уже собиралась было отдёрнуть занавесь, чтобы спрятаться внутри, как моё запястье схватила крепкая мужская рука, и строгий голос сказал:
— Не ходи туда!
