В целом, пока охота мне нравилась. Ровно до того момента, как обоз остановился у опушки, конники разделились на две группы, и меня каким-то образом унесло между других лошадей в сторону леса. Возможно, у Гнедка там были закадычные дружбаны, или это я, сама того не осознавая, постаралась отдалиться от Светланы. С нами были рыжие голосистые гончие, и они волновались всё сильнее, заставляя Гнедко досадливо трясти тяжёлой башкой. Лай лисособак напоминал мне кряканье, правда, более отрывистое и напористое. Интересно, какие тут утки?
— Ну как, боярышня? Устала, небось?
Федот подъехал незаметно, вырвав меня из очень своевременных размышлений о внешности и вкусовых качествах здешних диких птиц. Глаза парня озабоченно ощупали мою фигуру, и он кивнул:
— Не вались на холку. Скоро вука выгоним, бает ловчий — вчерась тут пару видал. Держися.
Я сглотнула, выпрямляясь. Нет, так хуже… Спина ноет. А ноги вообще в серпантин скручиваются со вчерашних опытов. Но это можно пережить, лишь бы не упасть… Если я упаду, то уже не поднимусь сама. Придётся дружине меня нести, а это сомнительное удовольствие. Для меня.
— Держися, — повторил Федот и пришпорил лошадь, продвигаясь в голову группы.
Держуся. А что ещё делать?
Уж не знаю, что Прошка рассказала вчера парню, отведя в сторону, но он проникся. До такой степени, что перед началом охоты лично проверил все подпруги моей лошадки, подсадил в седло и постоянно крутился поблизости. Иногда в его глазах я замечала испуг и непонимание, но они быстро исчезали. Видать, я слишком походила внешне на Богданушку, и Федот старательно гнал от себя мысли об иномирном происхождении этой другой, странной боярышни. Ну, чудит девица, мало ли, захотелось почудить, что теперь делать…
Затрубил рог, лошади встрепенулись, и даже Гнедко ускорил шаг. Собаки так вообще ополоумели, с громким своеобразным лаем, похожим на вой, рвясь с привязи.
— Вука учуяли, — отрывисто бросил проезжавший мимо охотник. Я крепче схватилась за поводья, помня о том, что натягивать их не стоит, если надо ехать. Вук мне не был нужен никаким местом, я вообще охоту не люблю. Но здесь её ценят — вон княгиня говорила про мех… Значит, надо смириться пока. Помелькать. Не высовываться. А потом восторгаться собаками, добычей, процессом. И главное — не упасть.
Мелькала я вполне эффективно. Когда собак спустили, те бросились вперёд, ловко лавируя между деревьев. Разделились, рыская в обе стороны от намеченного пути всадников, а потом откуда-то донёсся звонкий крякающий лай, который вскоре подхватила вся свора. И охота началась. Без меня. Ибо всадники перешли на рысь, а мой Гнедко замешкался, зачапал потихоньку вдогонку. Придётся выдумывать причину тому, отчего я отстала. Не обвинять же лошадь — это неэтично. Ну там, подпруга ослабла, или ветка меня выбила из седла…
Гон был слышен уже в некотором отдалении, а мы неспешно следовали ему. Гнедко с удовольствием пропахивал копытами снег, а я стискивала зубы. Без удовольствия, ибо устала страшно. А ведь говорили, что конный спорт заставляет худеть только лошадь! Врали, заразы! Все мои мускулы были сейчас в напряжении, кроме, пожалуй, ушных. Даже лицевые работали, особенно, жевательные и зигоматические. Но не от застывшей улыбки, как бывало раньше, на работе. Болели даже зубы, которые я так плотно сжимала, что уже и не замечала боли…
Не заметила я и посторонние звуки, которые вроде были связаны с охотой, а вроде и нет. Просто в один момент быстрый скрип снега под копытами, шумное дыхание чужой лошади и её короткое ржание насторожили меня, но было поздно.
Серая кобыла вылетела из-за деревьев прямо под ноги Гнедку, и тот шарахнулся от неожиданности, захрапел и встал на дыбы. С воплем, способным напугать пару-тройку свирепых вуков, я судорожно потянула повод на себя, стараясь удержаться в седле, но оно выскользнуло из-под задницы. Гнедко, почувствовав свободу, рванулся вперёд, а я всё-таки крякнулась спиной в снег, на миг потеряв сознание.
А когда открыла глаза, увидела Светлану. Она сидела на лошади, смотрела на меня сверху вниз, и, походу, в её глазах явно читалось превосходство. Святые макарошки, просить помощи, чтобы подняться, тут не у кого… Я оперлась ладонями о сугроб, пытаясь выкарабкаться из него, но Самарова пришпорила кобылу, и та с негодующим ржанием вскинула передние копыта чуть ли не над моей головой. Пришлось отползать подальше, а лошадь, понукаемая всадницей, преследовала меня. В конце концов Светлана разразилась ярким смехом, который я никогда не ожидала услышать от этой холодной статуи:
— Что же, не любо быть подмятой? Там тебе и место, кура драная! Ты никто, дикарка с границы! Куда сунулась? На мой трон княжий позарилась?
— Эй, полегче, — пробормотала я, садясь и опираясь спиной о тонки ствол дерева. — У нас смотрины, тебя пока ещё не выбрали!
— Меня с князем Евпатием сговорили ещё в детстве! Откуда он Настьку малахольную достал только, упокой её Господь… Я должна была стать княгиней, я!
Красивое узкое лицо Светланы перекосилось в гневе и бессильной злобе. Охренеть, сколько времени она в себе держала такую волну негатива… Как-то надо потихонечку от неё подальше… Ещё затопчет лошадью!
— И это меня Сергий возьмёт в жёны, меня, а не тебя, уразумела?
В этот момент я видела только её глаза — совершенно сумасшедшие, яростные, полыхающие жаждой мести. А ещё ножку в тонком кожаном сапожке, твёрдо стоящую в стремени… Что задумала эта чокнутая? Хочет меня убить? Неужели не понимает, что подозрения падут на неё в первую очередь? Но я же не дамся! Я буду драться до конца…
Светлана махнула рукой. Скрип снега за спиной… Я даже обернуться не успела, как была схвачена за плечи, за ноги, вздёрнута в вертикальное положение. Взгляд налево, направо — у, ёлки, походу, я пропала! Мужики самого натурального бандитского вида, заросшие бородами по самые брови, вонючие, в драной потрёпанной одежде держали крепко, стиснув мои плечи словно клещами. Отлично…
Один из банды выступил вперёд, протянул руку:
— Плати остаток.
Светлана прищурилась, доставая из-за пояса шёлковый мешочек, в которых обычно здесь хранили камни, и бросила его мужику:
— Держи. Делай с девкой, что хочешь, но чтобы она исчезла с концами, понял?
— Это всенепременно, светлая княжна, — усмехнулся он, повернув ко мне голову, и бесцветные глаза вспыхнули недобро. Пипец Янке, ой пипец! Орать надо, на помощь звать!
Я попыталась. Честно попыталась продать свою жизнь подороже и завопила во всю мочь лёгких, но рот тут же накрыла ладонь одного из мужиков. Меня тряхнули, злобно ругаясь, а нос затопило зловоние из беззубой щели в войлоке бороды:
— А ну цыц, пыняха! Не то живо шею сверну!
Реакция желудка на недостаток кислорода в дыхании мужика не заставила себя ждать. Я блеванула ему в руку, сотрясаясь всем телом, показала ему свой завтрак с киселём, а Самарова только брезгливо поморщилась:
— Уводите её отсюда поборзее! Да запомни, вожак, чтоб сгинула без следа, иначе моя дружина найдёт вас да перережет всех!
