— Стоянчик… Ты живой? — позвала я мужа, обречённо поглаживая низ живота и не решаясь коснуться клитора.
Он промычал что-то неразборчивое и приподнявшись на локте, запечатлел нежный чмок на моих губах, потом снова откинулся на подушки. Нет, вот это вот уже безобразие!
— Может, ты мне поможешь? — я осторожно взяла его кисть и перенесла себе на лобок, нащупала указательным пальцем мужа «бутон райского наслаждения» и легонечко потёрла.
— Янушка, что ты делаешь? — изумился Стоян, вмиг просыпаясь от спячки.
— То же, что и с тобой, — мурлыкнула я, закрывая глаза. — Делаю хо-ро-шо… Не останавливайся! Да-а-а, вот так…
Я снова поднималась на облачке в небеса, и руки сами собой потянулись к грудям, сжали их, ускоряя вознесение, несильно ущипнули за соски. А губы снова накрыл тягучий поцелуй, уже по всем канонам, как я учила… Мой муж скользнул ртом по щеке к уху и шепнул:
— Любая, дай-ка я ещё раз… Коли можно.
— Нетерпеливый…
Заветное седьмое небо было уже совсем рядом, и я выключила свет и звук, чтобы стать маленькой пуговкой в складках лона, чтобы не пропустить момент и получить вою законную награду за воздержание. Затеребила соски и вдруг почувствовала, как губы Стояна сомкнулись на одном из них, куснули осторожно. Искра пронизала моё тело, словно я коснулась оголённых проводов, оно выгнулось, и я улетела надолго, краем уха успев услышать тревожный возглас Стояна…
Конечно же, насладиться прибоем мне не дали. Муж растормошил, растопырив глаза, повторяя:
— Янушка! Янушка! Что с тобою, милая?
— Чего ты паникуешь? — недовольно откликнулась я, приоткрыв один глаз. — Оргазм у меня. Ты доволен?
Стоян отшатнулся, отдёрнув руки:
— Это что за хворь такая?
Засмеявшись, я притянула его к себе, обняла. Он лёг рядом, хмурясь, а мне пришлось объяснять:
— Ну, кончила я… Как ты только что. Искра, шок, наслаждение… В общем, оргазм.
— Девы семя не спускают, — недоверчиво сообщил он. — Отчего ж ты… Думал, плохо тебе, помираешь!
— Вот ещё! Не дождёшься! — хмыкнула я, устраиваясь на его плече головой. Стоян убрал лезущие в глаза волосы и спросил осторожно:
— И что же, даже больно не было? Ить грят впервые завсегда больно…
Тяжкий вздох вырвался из моей груди. Без разговора не обойтись. А для разговора надо выпить ещё вина.
— Не было, Стоянчик, — откликнулась я, вставая. — Потому что… это был не первый раз.
Я не видела его лица, но слышала дыхание. Оно резко изменилось — стало прерывистым и злым. Понимаю, что это нонсенс, но да. Стоян дышал зло и… нехорошо. Разлив остатки вина по кубкам, я обернулась и взглянула ему в глаза, очень сильно постаравшись выглядеть уверенно и спокойно, хотя внутри всё сжалось. Он ревновал. И ещё — мне показалось, что раскаивался. Любовь зла, милый. Ты меня выбрал, тебе со мной жить. И с тем фактом, что я в первую брачную ночь оказалась не девственницей. Впрочем, ты меня ни о чём и не спрашивал.
Протянув ему кубок, я отпила вина и услышала:
— Евдокия, ты ведь лгала мне!
— Я не Евдокия.
Святые ёжики, как ему объяснить? Прошка с Федотом до сих пор думают в глубине души, что их боярышня — двинутая на голову, но Стоян вроде как поинтеллигентнее будет, поучёнее. Поймёт ли? Поверит ли?
— А кто же?
— Яна. Я не знаю, как тебе сказать… Я не отсюда.
Села на постель, поджав ногу, и заметила, как он смотрит на мой живот, на лоно. Чуть ли не с тоской смотрит. Жалеет, что связался? Или решает, что со мной делать?
— Знаю я, из Борков.
— И не из Борков.
— Откуда же?
А вот и грозная нотка появилась. Князь, чо уж… Командовать будет теперь. Так мной не покомандуешь особо, а вот приказать может своим дружинникам — и пипец зайчику. Надо как-то помягче и подоступнее…
— Понимаешь, Стоянчик, я издалека.
Глоток вина.
— Там, в моём мире, всё по-другому. Там… ну представь, что это как здесь, но много-много лет спустя.
— Как это? В каком мире-то? Яна!
В глазах появилась растерянность. И надежда. Что я объясню или что скажу, что пошутила? Я постараюсь, миленький… Постараюсь.
Вино закончилось, а у меня в горле пересохло. Я никогда столько не говорила. Рассказала про дома высотой в несколько теремов, про железные повозки без лошадей, про заводы, поезда и пароходы. И всё это время меня не оставляло впечатление, что я придумываю какую-то странную историю, которая происходила не со мной, и вообще неизвестно, происходила ли. Может, я — настоящая Богданушка, может, просто в бане при гадании упала в обморок, ударилась головой и теперь отчего-то выдумала себе новую личность?
Стоян молчал. На лбу его появилась поперечная морщинка, а глаза щурились. Не верит.
— Ну, и у нас всё гораздо свободнее в плане секса… Понимаешь? Я жила с одним парнем, собиралась выйти за него замуж, а тут так вышло. Меня перенесли сюда, не спросили моего мнения.
— А кто надоумил тебя на смотрины ехать?
Какой странный голос у него. Колючий, холодный. Как в то утро, когда я впервые пришла на берег и увидела Стояна голышом с мечом в руках…
— Меня все за Богдану приняли, она ведь исчезла и наверняка попала на моё место. Что же мне, на всех углах кричать о том, что я — не она?
Он стукнул кулаком по постели и залпом проглотил вино из кубка. А потом сказал жёстко:
— Значит, наша свадьба неправая.
— Отчего же? Я Евдокия, или Богдана, мать её, если хочешь! Я на неё похожа, ты меня любишь, я тебя люблю, — наоборот, мягко ответила я и потянулась к Стояну, боясь, что он отстранится. Но он обнял меня, пригнул голову к плечу:
— Голубка моя, люблю без ума…
— И, между прочим, если бы я была девочкой, мне было бы больно, и я бы визгала, — тихонечко добавила я, пытаясь под шумок поправить ситуацию. Стоян коснулся губами моего виска:
— А ты и визгала, княгинюшка! Да баешь, от приятности!
Я засмеялась, обхватив ладонями его торс. Погладила, умиляясь выпуклости мышц. Они мои! И весь он мой! Мой князь, мой муж, мой любимый…
Уже поваленная и прижатая к кровати тяжёлым телом, задыхаясь от нахлынувшего возбуждения, я услышала:
— А кто окромя меня знает о твоей тайне?
— Горнишные мои и Федот…
— Никому боле ни слова, Янушка.
Ещё через полчаса мы расцепились, тяжело дыша, как после спринта на двести метров, и Стоян натянул на наши разгорячённые тела меховое покрывало. Очень удачно, потому что буквально через две минуты с весёлыми криками и свистом в сени ввалились чуть ли не все гости. Преувеличиваю, конечно, было там человек шесть молодцев из дружины, которые на свадьбу играли роль дружек для Стояна. Один из них подбоченился и заявил нагло, что желает видеть простынь и убедиться, что невеста была непорочна до свадьбы. Я аж замерла в своей норке из покрывала, а мой муж посмеялся со всеми и велел им убираться прочь, ибо мы ещё не закончили. Засим последовало несколько шутеек о том, что молодой князь никак не может поймать в силки трепетную лань, но, в конце концов, все вымелись из сеней, оставив нас наедине.
