Флора снова поднялась к себе в комнату, сунула оба письма в шелковый карман на задней обложке своего дневника, после чего спрятала сам дневник в бюро и закрыла его на ключ. Какое-то время она сидела молча, мысленно моля лишь об одном, хотя и понимала весь эгоизм своего обращения к небесам. Господи! Сделай так, чтобы сердце Аурелии покорил какой-то другой мужчина, но только не Арчи. Надежды на такой исход были весьма иллюзорны, ведь до конца сезона оставалось совсем немного, считаные дни. Флоре и самой тоже очень хотелось поделиться с сестрой, поведать ей все свои маленькие секреты. Но с болью в сердце она понимала, что ее внезапно вспыхнувшее чувство к Арчи Вогану никогда не станет одним из этих секретов.
Она улеглась на кровать и, откинувшись на подушки, вскрыла второе письмо от Аурелии.
Гросвенор-сквер, дом № 4
Лондон
7 июля 1909 года
Дорогая сестра!
Пишу тебе с двойственным чувством, испытывая и грусть, и большую радость. Хочу сообщить тебе, что я не появлюсь дома в ближайшее время, как предполагала ранее. Меня пригласила леди Воган к себе, погостить у них в имении Хай-Уилд. Представляешь?! Элизабет много рассказывала мне о местных красотах. С нетерпением жду того момента, когда увижу собственными глазами их легендарные сады, которые она живописала мне. Как ты догадываешься, я рвусь туда всем сердцем и душой еще и потому, что там будет Арчи. Мне сказали, что он еще не вполне здоров и последствия простуды сказываются до сих пор. Это одна из причин, по которой он так и не появился больше в Лондоне, хотя здесь многие скучали по нему. Мама возвращается в Эствейт-Холл одна. Надеюсь, ты простишь мне, что я задерживаюсь на Юге и наша встреча с тобой откладывается на некоторое время. Ведь ты же, как никто, понимаешь причины, побудившие меня принять это приглашение от леди Воган. Домой вернусь в сентябре, а пока обещаю, что буду регулярно писать тебе.
Люблю тебя всем сердцем, моя дорогая сестра,
Аурелия.
Флора почувствовала, как заныло ее сердце. Вернее, оно буквально разрывалось от боли, и боль эта была многократно сильнее той, которую она испытывала, когда однажды обварила ногу кипятком, или когда металась в жару от простуды, или когда теряла кого-то из своих питомцев. Аурелия едет в Хай-Уилд. Она первой увидит тот дом, о котором ей рассказывал Арчи. И что особенно больно ранило душу, первой увидит его сады, которые он так любит.
Услужливое воображение тут же нарисовало ей картину того, как все это будет. Аурелия в одном из своих нарядных платьев, в красивейшей шляпке с широкими полями, призванной защитить ее белокурую головку от солнца, в сопровождении Арчи прогуливается по саду. Флора бессильно откинулась на подушки, чувствуя, что еще немного, и ее сейчас стошнит прямо на блестящий черный мех Пантеры.
Когда Сара часом позже постучала в дверь ее спальни, чтобы узнать, что именно приготовить к обеду, Флора притворилась спящей. Вряд ли ей вообще когда-нибудь захочется есть, думала она уныло, лежа с закрытыми глазами.
* * *
Мама вернулась домой в первых числах августа. Флоре она показалась чем-то очень сильно расстроенной. Вполне возможно, думала она, что причина дурного настроения матери кроется в том, что ей просто не хотелось возвращаться домой после яркой и насыщенной жизни в Лондоне. Спустя три дня вернулся с охоты и отец. Он тоже был мрачнее тучи. Впрочем, по многолетним наблюдениям Флоры, отец всегда пребывал в таком мрачном расположении духа. Возможно, сказывалось отсутствие в доме младшей сестры. А живое воображение Флоры постоянно продолжало рисовать красочные картинки того, как Аурелия коротает свой досуг в обществе Арчи в его поместье Хай-Уилд. Эти невеселые фантазии тоже в общем-то не радовали душу. Словом, как бы то ни было, но в их доме установилась невыносимо гнетущая атмосфера.
Утешало лишь одно. Наконец-то полностью оправившись после болезни, Флора вернулась к своей привычной повседневной жизни. Вставала рано, чтобы раздобыть корм для своего зверинца, ездила с какими-то мелкими поручениями в Хоксхед. А еще при первой же возможности хваталась за карандаши и альбом для рисования, стараясь запечатлеть все те новые сокровища, которые ей удавалось отыскать в ходе своих ежедневных поездок по округе под целительными лучами нежаркого августовского солнца. Дома она часто слышала приглушенные голоса родителей, которые доносились из папиного кабинета. Зато за обеденным столом разговоры, можно сказать, вообще прекратились. Наступил конец августа. Последние теплые дни уходящего лета. Совсем скоро природа распрощается с летом насовсем, до следующего года. В один из дней Роза попросила дочь зайти к ней после завтрака. Флора направилась в будуар матери со смешанным чувством облегчения и тревоги, тихонько постучала в дверь и замерла на пороге. Однако, что бы сейчас ни сообщила ей мать, думала она, все равно это станет для нее доброй вестью после нескольких недель затяжного и угрюмого молчания, которое буквально давило на нее своей свинцовой тяжестью.
– Доброе утро, мама, – поздоровалась она, входя в комнату.
– Проходи, Флора. Присаживайся.
Флора присела на стул, на который указала ей мать. В ярком свете, льющемся из окон, еще заметнее стали проплешины и поблекшие краски на старинном персидском ковре ручной работы, лежавшем на полу. В камине полыхал огонь, верный признак того, что холода уже не за горами.
– Флора, в последние недели мы с твоим отцом неоднократно обсуждали будущее… нашей семьи.
– Понятно.
– Надеюсь, то, что я собираюсь сказать сейчас, не станет для тебя шоком. Хотя ты по своему обыкновению говоришь мало, но, скорее всего, происходящее в доме не осталось для тебя незамеченным.
– Ты так считаешь, мама? – удивилась Флора такому неожиданному комментарию Розы.
– Да. Ты ведь умная и тонко чувствующая натура.
Флора поняла. Сейчас мама огласит ей нечто ужасное. Ведь никогда ранее с ее уст не срывался столь щедрый комплимент в адрес старшей дочери.
– Спасибо, мама, – тихо проронила она в ответ.
– Словом, говорю тебе все, как оно есть. Твой отец продает Эствейт-Холл.
Флора даже задохнулась от неожиданности. А Роза лишь молча отвела глаза в сторону, стараясь не встречаться взглядом с глазами дочери.
– В последние несколько лет на содержание дома уходили все наши средства, вплоть до последнего пенса. Вот почему мы влачили такое жалкое существование. Но сейчас и эти деньги тоже закончились. Словом, денег больше нет. Никаких. Отец наотрез отказывается влезать в долги, чтобы раздобыть хоть какие-то средства. И правильно делает, замечу я попутно. Но вот нашелся покупатель, который предлагает хорошую цену за дом и обещает восстановить Эствейт-Холл во всем его былом блеске. Отец подыскал нам дом в Шотландском нагорье, рядом с Лоч-Ли. Туда мы переедем в ноябре. Мне очень жаль, Флора, что так получилось. Знаю, ты, как никто в нашей семье, привязана к этому дому. Любишь и Эствейт-Холл, и его окрестности. Но иного выхода из сложившейся ситуации у нас нет.
