Наина качает головой.
– Куда катится этот мир, если маленькие дети думают, что могут так со мной разговаривать, – говорит она.
Я поворачиваюсь к Пари и поднимаю плечи. Пари опускает свои. Кажется, нам пора идти. Но тут Наина решается:
– Парень Аанчал не мусульманин. Я не знаю, откуда у людей такие идеи.
Фаиз перестает отковыривать лосьон, налипший на горлышко бутылочки. Наина полностью захватила его внимание.
– Аанчал с ним знакома уже некоторое время. У него хорошая работа в колл-центре. И в тот вечер, когда она исчезла, он тоже работал. Работники колл-центра должны входить и выходить по пропускам, так что тут не обманешь. – Наина хлопает клиентку по плечу, хотя та сидит неподвижно, словно мертвая, с пугающе белым лицом. – Он переживает из-за Аанчал. Звонит мне каждый день узнать, не вернулась ли она.
– Как его зовут? – спрашивает Пари. – Он из нашей басти?
– Аанчал не нравятся мальчики из басти, – говорит Наина. – Они все время пристают к ней.
– Как ты думаешь, не мог ли тогда Четвертак похитить Аанчал? – спрашивает Пари. – Сын прадхана? Мы слышали, он приставал к ней.
– Зачем ему ее похищать? Он раньше не пытался такое проделать.
– А парень Аанчал из колл-центра старый? – спрашиваю я. – В басти говорят, что у нее парень-старик.
– Где люди находят время, чтобы выдумывать столько вранья? – спрашивает Наина. – Конечно же, ее парень не старик.
– Наина-Наина, а сейчас жжется, – говорит клиентка.
– Сейчас умоем вас, и все будет выглядеть лучше прежнего, – говорит Наина и помогает леди-клиентке встать, придерживая ее за локоть. – Вам пора идти, – говорит нам Наина.
– Вот видите, чача по ремонту телевизоров – просто обычный чача, – говорит Фаиз, когда мы оказываемся снаружи. – Ничей он не парень.
– Даже если он не знал Аанчал, чача все еще подозреваемый из-за Бахадура, – говорит Пари.
У Фаиза нет времени спорить с нами. Он должен быть в киране, а еще в мечети. Я кричу ему «окей-тата-пока, бездельник», пока он уходит.
– Это Фаиз узнал про слоника и деньги Бахадура, – говорит Пари, когда Фаиз отходит достаточно далеко, чтобы ее не услышать. – Не ты.
Аджай и его брат развешивают выстиранные рубашки на бельевой веревке, которая прибита на гвозди к внешней стене их дома, когда мы с Пари подходим к ним.
– Ваша диди раньше этим занималась? – спрашивает Пари. Она едва скрывает ухмылку: думает, что мальчикам басти слишком хорошо живется, потому что родители заставляют девочек выполнять всю тяжелую работу. Но мама и папа Пари никогда не просили ее даже почистить луковицу.
– Слышали что-нибудь про ваших друзей? – спрашивает Аджай.
Пари говорит «нет». Затем рассказывает Аджаю о номере IMEI.
– Папа уже попросил полицию отследить телефон Диди, – говорит Аджай. – Но они этого не сделали.
– Мобильный телефон твоей сестры, у вас не сохранился чек о его покупке? – спрашивает Пари.
– Она купила его с рук, не знаю откуда. Чека нету. Папа искал гарантийные документы, чтобы показать полиции, но ничего не нашел. – Аджай плохо отжимает воду из рубашки и обливает себе ноги.
Я задаюсь вопросом, не подарил ли Аанчал телефон ее парень. Эта часть нашего расследования кажется провалом, как и все остальные части.
– Это экдум-тупо, что полиция до сих пор не отследила мобильный телефон Аанчал, – говорит Пари, когда мы тащим ноги и тяжелые сумки домой.
– Я бы хотел, чтобы у нас были их технологии, – говорю я, хотя даже не умею пользоваться компьютером.
– Думаешь у Бемкеша Бакши были все эти технологии? – спрашивает Пари. – Все, что у него было, – его мозг.
Увы, мой мозг недостаточно умен, чтобы рассказать мне, где Аанчал.
Я пытаюсь заставить уши улавливать сигналы, пока иду домой, но не слышу ничего, кроме обычных для базара и басти звуков спорящих ртов, и шипения кошек, и бормотания телевизоров.
Дни проносятся быстро, словно часы,
и Аанчал все не возвращается, и Бахадур и Омвир тоже не возвращаются, и в телевизионных новостях я вижу заголовок, который гласит: «Дилли: Комиссар полиции воссоединился со своим котом!»
Папа тоже его видит. Его лицо застывает, как молоко, оставленное на жаре летом, а пальцы терзают кнопки пульта. Громкость увеличивается и уменьшается, дикторы меняются на певцов и танцоров, а затем поваров на других каналах.
Даже если басти сгорит, нас не покажут по телевизору. Папа сам вечно повторяет это, но все равно злится.
Я спрашиваю его, можно ли мне посмотреть «Полицейский патруль». Он разрешает, хотя этот эпизод – «только для взрослых», про пятерых детей, убитых злодеем-дядей, который притворялся их лучшим другом.
Как-то утром, вскоре после того вечера, когда ноябрь уже перешел в декабрь, и даже вода пахнет дымом и смогом, мы с Пари и Фаизом видим папу Аанчал по дороге в школу. Он покупает молоко и рассказывает любому, кто готов его слушать, что полиция сидит в шелковом кармане у богатых убийц и похитителей. «Смейтесь-смейтесь, – говорит он, – Вы вспомните мои слова, когда еще какие-нибудь дети пропадут без вести. И поверьте мне, они пропадут».
Какой-то мужчина вскрикивает, словно потрясенный этим, но оказывается, ему просто чистят и промывают уши с помощью жидкости для чистки ушей и латунной ухочистки с несколькими ватными шариками. Мы проходим мимо сердитого Санта-Клауса в дырявом красном костюме и с грязными потеками на белой бороде, который раздает указания группе рабочих, строящих снеговика из пенопласта и ваты. Люди снимают недоделанного снеговика на мобильные телефоны.
На собрании директор ругает мальчиков, пойманных рисующими похабные картинки в туалетах. Затем он говорит про Бахадура и Омвира. Прошло почти шесть недель с тех пор, как их видели в последний раз, говорит он. Он предостерегает нас от побегов, а еще рассказывает про похитителей детей, которые делают сонные уколы и раздают сладости с наркотиками внутри.
– Никогда не ходите поодиночке, – говорит он.
Я смотрю на Фаиза. По ночам он на базаре один. Мне стоило бы вспомнить, что нужно за него беспокоиться.
В классе, когда Кирпал-сэр просит нас перечислить названия столиц, я говорю Фаизу, чтобы он не задерживался допоздна.
– Когда это ты стал моим аббу? – спрашивает он.
– Ну и хорошо, ну и пусть тебя украдут, – говорю я, сталкивая его руку с моей половины парты.
Пятнистый мальчик, фанат Руну-Диди № 1, натыкается на меня во время обеденного перерыва.
– Ты должен ждать, пока сестра не закончит тренировку, и вести ее домой, – говорит он, бросая мрачные взгляды на площадку, где Четвертак проводит свой ежедневный сбор под деревом ним. – Она не должна ходить одна. Времена сейчас плохие.
