– Помогите! Билл лежит на полу, кажется, он без сознания!
Стив невозмутимо пыхнул трубкой и ответил:
– Да он, наверное, тут все выходные, не беспокойтесь. Идите работайте.
– А что если кто-нибудь позвонит мистеру Гейтсу? Что мне говорить?
– Скажите, что он недоступен, – посоветовал Стив. – Это будет чистая правда.
В Microsoft сложилась нервная атмосфера, потому что Билл гонял других, как гонял себя. Он становился похож на охранника, который обыскивает стоянку по выходным, чтобы поймать нарушителей. Люди уже привычно поджимали хвосты, когда Билл подгонял их. Боб Гринберг однажды отработал 81 час за четыре дня – с понедельника до четверга, – чтобы закончить фрагмент Бейсика для Texas Instruments. Когда Билл дал отмашку, завершая марафон Боба, то спросил:
– Чем займетесь завтра?
Боб смутился.
– Я собирался взять отгул.
– С чего бы это? – удивился Билл. Он и правда не мог этого понять; сам он, казалось, не нуждался в подзарядке.
В 1978 году наша компания еще была небольшой, и мы с Биллом дружно работали, принимая совместные решения. Я привык дотошно собирать всю возможную информацию, чтобы принять обоснованное решение, иногда даже чересчур дотошно. Билл любил обсуждать проблемы в энергичной дискуссии один на один; он уверенно чувствовал себя во время конфликтов и не стеснялся провоцировать их. Некоторых раздражало, как он унижал людей и заставлял отстаивать свои позиции. Если услышанное не нравилось ему, он мотал головой и саркастически спрашивал:
– Ага, видимо, это значит, что мы потеряем контракт, а что дальше?
Когда кто-то опаздывал с работой, Билл реагировал стандартно:
– Я бы мог написать это за выходные!
И если ты не продумал тщательно свои доводы или Билл просто был не в духе, он обращался к классическому:
– В жизни не слышал ничего тупее!
Хорошие программисты, определив позицию, придерживаются ее, и часто можно было увидеть, с какой страстью они спорили о структуре программы. Но было трудно не отступить перед Биллом с его интеллектом и привычкой постукивать ногой по полу и раскачиваться; он казался стихийным бедствием. Как ни смешно, Биллу нравилось, если кто-то не сдавался и продолжал вдаваться в подробности, чтобы найти лучшее решение. Билл никогда не затыкал подчиненного в споре. Он хотел, чтобы вы побороли его скептицизм, и уважал тех, кому это удавалось. Даже относительно пассивные люди вроде Боба Уоллеса научились стоять на своем и отвечать боссу децибелом на децибел. Они говорили ему прямо в лицо:
– О чем вы говорите, Билл? Я должен написать компилятор для языка, с которым мы никогда прежде не работали, и вы думали, что я успею за выходные? Вы шутите?
Я видел, что подобное повторяется все чаще. Если вы были правы и могли это доказать, Билл реагировал как блефующий, у которого на руках пара троек. Он опускал взгляд и бормотал:
– Ага, я понял, что вы имеете в виду… – и старался переменить тему.
Билл вовсе не хотел терять талантливых людей.
– Если этот парень уйдет, – объяснял он мне, – мы потеряем темп.
Иногда разборки возникали и у меня с Биллом – один на один, поздним вечером. Существует теория, что мы установили крепкие двери во всех офисах, чтобы не делать наши споры общим достоянием. Даже будь это правдой, ничего не вышло бы: наши голоса разносились по всему восьмому этажу. Мы были старыми партнерами, и нас связывали особые отношения. Билл не мог задавить меня интеллектом. Он знал, что я лучше всех разбираюсь в технических вопросах – часто оказывалось, что я знаю больше него, потому что исследования были моей прерогативой. И в отличие от программистов я мог противостоять Биллу по более широкому кругу стратегических вопросов. Я мог слушать его десять минут, а потом, глядя прямо в глаза, сказать:
– Билл, это бессмысленно. Ты не учитываешь X, Y и Z.
Билл старался прекратить разговор и начинал орать, чтобы добиться своего. Я из принципа не сдавался, если не был с ним согласен. И так продолжалось часами без перерыва, пока я не начинал орать так же громко и нервно, как Билл. Я ненавидел это чувство. Хотя я не мог сдаться, пока не получу убедительных доказательств, я иногда останавливался от усталости. Помню, как жаркий спор тянулся бесконечно, пока я не сказал:
– Билл, мы не договоримся. Я пошел домой.
Но Билл ответил:
– Ты не можешь так уйти, мы еще ни о чем не договорились!
– Билл, ты не понимаешь. Я так взвинчен, что больше не могу говорить. Мне нужно остыть. Я ухожу.
Билл шел за мной по коридору к лифтам. Он все-таки успел сказать последнее слово:
– Но мы еще ничего не решили!
И двери лифта, закрывшись, разделили нас.
Во мне все кипело. Я, если выхожу из себя, остаюсь в таком состоянии неделями. Не знаю, заметил ли Билл мою напряженность, но другие заметили. Некоторые говорили, что стиль управления Билла был главным ингредиентом в успехе Microsoft, однако для меня это бессмыслица. Разве не было бы более эффективным разговаривать цивилизованно и рационально? Зачем были нужны жестокие и изматывающие бои?
Почему просто не решить проблему логически, чтобы двигаться дальше?
Компания шла к первому миллиону долларов за год и переросла здание банка; нам с Биллом пришлось принимать решение: оставаться или переезжать? После трех лет в Нью-Мексико я готов был уехать. Сложно нанимать первоклассных программистов в Альбукерке, этот город не очаг науки и техники. После продажи MITS фирме Pertec не оставалось реальных причин оставаться тут.
С чисто человеческой точки зрения, в Альбукерке было много привлекательного: закаты, климат, чистый воздух пустыни. Но тому, кто вырос среди воды и деревьев, город в пустыне никогда не станет настоящим домом. Я тосковал по зелени тихоокеанского северо-запада и скучал по семье.
Билл пришел ко мне домой обсудить варианты. Он наотрез отказывался ехать в Сан-Франциско. Он видел, как люди в Кремниевой долине меняют работу каждый год-два, что вряд ли подходит для долгосрочных проектов. Оставался только Сиэтл, потому что Билл тоже скучал по семье. До наших клиентов в Сан-Франциско мы могли долететь за полтора часа, а дождливые дни – только плюс; программист меньше отвлекается. Мы договорились расторгнуть аренду и отправиться домой в конце года.
И вот каким образом Сиэтл получил фирму, которая сейчас является вторым по величине работодателем.
В день памяти Перл-Харбора, 7 декабря 1978 года, работники Microsoft собрались на втором этаже торгового центра для групповой фотографии. Несмотря на редкую снежную бурю в тот день в Альбукерке, одиннадцать человек из тринадцати добрались до Royal Frontier Studios. Рик Уэйланд подыскивал жилье в Сиэтле, а Мириам Лубов послушалась мужа, который назвал безумием проехать три мили до города (Мириам была единственной, кто не отправлялся с нами в Сиэтл; но она собиралась догнать нас позже).
