В доме была крошечная гостиная и такая же кухня с дверью в сад. Стены кухни были выкрашены в темно-зеленый, на окне стоял один из кувшинов Дэна с хризантемами. Все остальное, возможно, осталось от прежних хозяев. Ничто не намекало на то, что здесь живет художник. Ни беспорядка, ни грязи. Они все вместе сели за стол на кухне. Вера, казалось, заняла почти все пространство. Эмма подумала о поездках на поездах, где незнакомцы сидят, сжавшись, вокруг стола, стараясь не касаться друг друга коленями. Дэн переобулся, вместо рабочих сапог на нем были сандалии, как у альпинистов. У него были загорелые ноги. Он сварил кофе и поставил на стол тарелку с шоколадным печеньем. Эмма не могла понять, как он относится к этому вторжению. Вера просто навязалась ему или они были союзниками, старыми друзьями? Он общался с ней тепло, но осторожно. Как с большой собакой, которая обычно ведет себя хорошо, но может броситься на чужаков. Казалось, он с трудом сидел спокойно.
Вера откинулась на стуле, прикрыв толстые, неподвижные веки.
– Ну, дорогая, что же ты хочешь узнать? Давай, не тяни. Мы с Дэном постараемся помочь.
– Вы уверены, что Джини была невиновна?
– Абсолютно.
– Почему вы так уверены?
Вера медленно потянулась за печеньем.
– Она всегда утверждала, что в тот день ездила в Лондон. Ее туда потянуло, как она говорила. Хотелось сбежать, скрыться в большом городе, побыть невидимкой. Кит попросил ее уехать из Старой часовни, и она была опустошена. Она думала, что любит его. – Вера говорила и одновременно жевала печенье, чавкая и вытирая крошки с подбородка. – Она села на поезд в Халле. Так она сказала. Походила по Саут-Банку, послушала уличных музыкантов, сходила в галерею «Тэйт», потом вернулась на поезде домой.
Но никто ее не видел. Она сказала коллегам Дэнни, что оставила машину на парковке, но талон, который она должна была прикрепить к лобовому стеклу, не нашли. Парню, который продает билеты на станции, показали ее фотографию, он ее не узнал. То же самое в Лондоне. Невозможно быть настолько невидимкой. Это было воскресенье, не так уж много народу путешествует в этот день, но ее не видел никто. Что еще более странно, она не говорила, что ездила к родителям, ни до, ни после поездки в Лондон. В период с восьми утра до семи вечера ее машины не было у дома ее родителей в Пойнте. Это все, что смогли установить наверняка.
Она пожирала глазами оставшееся печенье, но не тронула его.
– Вероятно, можно было сделать больше. Работать в масштабах страны. Объявить поиск свидетелей. Но они считали, что она убила девочку. Не в их обязанностях искать свидетельства в защиту. – Она широко оскалилась. – Правда, Дэнни? Вы все считали, что взяли убийцу. Как это называется? Соблазнились благой целью. Да и кто обвинит вас? Мотив был понятен с самого начала. Джини ненавидела Эбигейл Мэнтел, потому что она умела убедить отца в чем угодно и убедила его в том, что вдвоем им будет лучше.
Дэн ничего не ответил, казалось, даже не слышал. Он смотрел в окно, и Эмма не могла понять, что он думает о словах Веры по поводу того, чем он руководствовался тогда.
– Итак, прошло ровно десять лет, и в «Гардиан» опубликовали небольшую заметку о Джини Лонг. Никто не утверждал, что она невиновна. Но в ней говорилось, что ей было отказано в условно-досрочном, потому что она отказывалась признать свою вину. И что, если бы она перестала цепляться за свою версию событий, ее бы уже давным-давно перевели на вольное поселение. В статье немного рассказывалось об этом деле и упоминалось, что у нее не было алиби. И вот появляется свидетель. Ты бы не поверил, что такое возможно, да? Спустя десять лет. Но это так… – Она замолчала. – Как его зовут, Дэнни?
Эмма понимала, что Вера отлично помнит его имя. Она сделала паузу ради большей драматичности.
– Стрингер, – ответил Дэн. – Клайв Стрингер.
– Клайв учился с Джини в университете. Похоже, он был в нее влюблен, даже ходил с ней на пару свиданий на первом курсе. В день убийства он видел ее на вокзале Кингс-Кросс.
– Как он мог об этом вспомнить спустя столько времени? – Эмма услышала в своем голосе отчаяние. История, которую сочинили десять лет назад, история, в которой была хоть какая-то логика, начинала рушиться.
– Эта дата многое для него значила. Он ехал в Хитроу. Ему предложили место аспиранта в каком-то американском университете, и в этот день он улетал. Даже если бы стали разыскивать свидетелей, он бы об этом не узнал. Он даже не знал, что Джини обвинили в убийстве, – пока не прочитал заметку в «Гардиан».
– Он не мог ошибиться? Увидел кого-то в толпе, убедил себя…
– Я с ним говорила, – сказала Вера. – Он абсолютный прагматик. Не фантазирует.
Они посмотрели друг на друга через стол. Эмма не знала, что сказать.
– Я поначалу подумала, может, он просто ищет внимания, – мягко продолжила Вера. – Мы часто сталкиваемся с такими людьми во время работы. Но он ведет дневник. С самого детства. Печально, на мой взгляд, подводить итог своей жизни в паре строчек, накорябанных перед сном. Наверное, все не должно к этому сводиться. Но в данном случае это настоящее чудо. Я видела его запись за пятнадцатое ноября 1994-го. Знаете, что он написал? «Видел Джини на вокзале Кингс-Кросс, отлично выглядела, в ярко-красном свитере. Ей всегда шел красный цвет». Мы проверили. Когда Джини вернулась в дом родителей той ночью, на ней был красный свитер. Его забрали криминалисты. Конечно, они не нашли ничего, что связало бы ее с убийством. Но это было неважно. Ей все равно предъявили обвинения. – Эмма поняла, что Вера злилась, невероятно, страшно злилась.
Видимо, Вера заметила, что Эмма почувствовала ее ярость. Она подвинулась на стуле и снова улыбнулась, чтобы показать, что ее не нужно бояться, что ей можно доверять, что она – своя.
– Я из глуши, никак не связана с Йоркширом и полицией Хамберсайда. Я беспристрастна, такова официальная версия. Я должна снова заняться делом Мэнтел, посмотреть, что было сделано не так. И как по мне, чем быстрее я в этом разберусь и отправлюсь домой, тем лучше. Я привыкла к холмам. А тут и спрятаться негде. Будешь вешать белье, из соседнего графства будет видно. Мне от этого не по себе.
– Что вам нужно от меня?
– Ваши воспоминания, – сразу же ответила Вера.
– Не уверена, насколько они достоверны, спустя столько времени.
– Не беспокойтесь. В этом я профи – разбираться, что реальность, а что вымысел. Джо Эшворт, мой сержант, считает меня ведьмой.
Эмма быстро взглянула на Веру, но не смогла понять, подшучивает ли она над самой собой или над слушателями – Дэном и Эммой. Она играла перед ними, как будто была лучшим комиком на свете. И она уже сделала первый шаг, увлекла их за собой.
– Думаю, сегодня мы просто начнем с пары вопросов. Кое-что не дает мне покоя, и никто не может дать мне ответ. Даже Дэнни. Например, почему Кит Мэнтел попросил Джини съехать?
– Потому что Эбигейл его попросила. – Если она этого не понимает, подумала Эмма, то может убираться к своим холмам прямо сейчас.
