– Эй, есть здесь кто? – осторожно, полушепотом, позвала я в темноту.
Никакого движения, словно, дом, и вправду, пуст.
Я осторожно встала. Не знаю, чем меня усыпили, но сейчас жутко болела голова и хотелось пить. Дом замер – и вправду, словно живой. Я сделала один шаг вперед, к столу, ожидая, что кто-то выглянет из-за печи или забежит с улицы. Но в ответ только устало вздохнул дом.
Собравшись с духом, я метнулась к двери, с силой нажала на нее… Заперто…
– Откройте!!!! – я остервенело застучала кулаком. До боли в костяшках. До головокружения. – Эй! Есть здесь кто-нибудь?! Выпустите меня отсюда-а-а!!!
Я молотила по двери, долго и исступленно, уже понимая бесполезность этого: за ней никого не было. Я бросилась к окну, дернула раму: тоже заперто, щеколда плотно вбита в подоконник.
– Да что ж это такое!!!
Я прислонилась к стеклу, всматриваясь в темноту за окном. Сердце дернулось к горлу и замерло: бледный лунный свет освещал черноту подступившего вплотную леса. Ни огня. Ни надежды.
* * *
В понедельник, в восемь сорок пять утра, Руслан уже стоял на крыльце здания суда. Старое, давно не знавшее ремонта, пропахшее архивными делами и потом красное кирпичное здание стыдливо пряталось за многоэтажками. Узкий проезд, начисто лишенный парковочных мест, мысленно переносил пешеходов из центра столицы в забытую Богом и чиновниками глубинку.
Важно подплыл к крыльцу, словно машина из будущего, мерседес Председателя суда. Стройная женщина с идеально уложенной прической, аккуратным маникюром и в туфлях модного телесного цвета грациозно выпрыгнула с пассажирского кресла. Холодно скользнула взглядом по Руслану и стоявшему рядом с ним пожилому, с блестящими залысинами, юристу в измятом старомодном костюме. Не здороваясь, прошла мимо.
За ней проплыл шлейф дорогого французского аромата.
Пожилой юрист кашлянул в кулак.
К крыльцу торопливой походкой подтягивались многочисленные сотрудники; Мария Ильинична, седовласая архивная богиня, приветливо улыбнулась Руслану.
Подходили участники процессов, их представители и адвокаты. Кто-то уверенно и победно, кто-то смущенно и растерянно. В глаза бросилась пара. Пенсионеры. Ему сильно за шестьдесят. Добротный костюм, вычищенные до зеркального блеска ботинки, белоснежная рубашка. Она – моложе, не дашь больше пятидесяти. Серое платье в белый некрупный горох, седые волосы убраны в аккуратный пучок. Подошли. Встали в сторонке, словно боясь: вдруг кто-то подумает, что они собираются войти в это неприметное здание. Для их поколения поход в суд – если не преступление само по себе, так точно, позор. Такой менталитет.
К ним придвинулся пожилой мужчина в блестящими залысинами. Тихо предупредил:
– Она еще не пришла. Может вообще не появится…
Женщина вкинула тревожные брови:
– И что?
– Даже хорошо. Даже к лучшему. Вынесут решение. Станете опекунами внука на законных основаниях…
– И можно не бояться, что Васю отнимут?
Ясно: несчастные дед с бабкой пытаются отсудить права на внука. Стерва-невестка? Руслан прислушался.
– Этого стоит боятся всегда, – хмуро отозвался супруг. – Она – мать. Хоть Ваську чуть по пьяни не утопила.
– Гоша! Не надо так, – женщина бросила испуганно-виноватый взгляд.
– Ай, Даша, брось! Она такая же моя дочь, как и твоя! – он отмахнулся и добавил севшим голосом: – И так же сердце болит.
Еще хуже. Дочь. Он с сожалением посмотрел на лысоватого мужчину в плохо отглаженном костюме: тот хмурился и беспрестанно вытирал платком лоб. Не хотелось бы Руслану оказаться на его месте.
Самые тяжелые, выматывающие душу процессы – это процессы между членами семьи. Разводы. Раздел имущества. Определение места жительства детей. Лишение родительских прав.
В них приходится резать по живому. Без наркоза и обезболивания.
Руслан посмотрел на часы. Девять ноль-ноль. Можно заходить.
Стараясь сбросить с себя неприятные воспоминания, он шагнул по лестнице вверх.
Широко раскрыл дверь и решительно прошел к «аквариуму» у металлоискателя, протянул маленькую кожаную корочку с золотым тиснением. На него пялились маленькие скользкие глазки-угольки.
– Доброе утро, Руслан Федорович, – приветливо кивнул пристав из «аквариума», возвращая его адвокатское удостоверение. – Кого сегодня отмазываете?
Руслан холодно глянул:
– Старушку, божий одуванчик, четыре расчлененных трупа в морозилке хранила, один из них – пристав, пришедший описывать за долги ее имущество, – Руслан выразительно кивнул глазкам-уголькам. – На том и погорела.
Профессиональная деформация. Они – по разную сторону баррикад. Если адвокат, то, значит, непременно кого-то отмазывает. При чем, именно «отмазывает».
– Шутите все, Руслан Федорович, – пристав открыл мятый журнал. – Говорите, к кому на заседание.
– Судья Павлова, дело 12897/2017.
– Кого представляете?
– Истицу Золотареву.
Автоматически убирая адвокатское удостоверение во внутренний карман, Руслан двинул прямо по коридору.
Привычный запах смеси бумаг и канцелярского клея, старых панелей и свежевымытого пола будоражил нервы, заставлял расправиться плечи, изменял походку, добавлял блеска в глазах. Это его стихия. Он – боевой дельфин, и это его океан.
Мурлыкая некстати вспомнившуюся песенку, Руслан взлетел на второй этаж:
– Белый-белый-белый снег ветер за плечами
[1]…
Двойная деревянная дверь приоткрыта, поскрипывает, влекомая сквозняком:
– Добрый день, Настасья Павловна, – немолодая помощница судьи вскинула голову, – как ваше ничего?
– Ничего, спасибо, Руслан Федорович.
– Какой у нас сегодня зал?
– В шестой проходите, – она задумалась. – Погодите, Руслан Федорович…
– А? Я годю, – сердце почуяло неладное.
– Там ходатайство от ответчиков…
– Опять?! Что на этот раз?
– Вот, ознакомьтесь, чтобы в заседании время не тратить.
Она протянула ему размашисто исписанный «от руки» листок. Руслан вцепился глазами в кривоватые строчки:
«Председателю суда…тра-та-та… Судья Павлова…дело №…О! Перенести в связи со сменой представителя».
– Вот это номер…
Настасья Павловна пожала плечами.
– И что, будете удовлетворять? – ясное дело, это не ее компетенция, но по изогнутости бровей помощников и секретарей судебных заседаний Руслан уже давно мог распознавать любые судебные повороты.
