Колька, несмотря на всю свою житейскую несерьезность, на самом деле человек вдумчивый, с аналитическим взглядом на вещи и принимающий всерьез абсолютно все версии, даже совершенно нереальные. Так что с ним можно было вполне серьезно обсуждать все: от теории мирового заговора до особенностей конструкции летающих тарелок. И ему единственному я мог доверять – в том смысле, что, выслушав меня, мой друг не посоветует мне обратиться к психиатру.
Так произошло и в этот раз. Внимательно выслушав про мои эфемерные похождения на Мирабелле и про то, что в это время происходило здесь, – Колька, подумав, изрек:
– Мое мнение такое: травма головы изменила структуру твоего сознания, соединив его с сознанием человека из параллельной вселенной. В истории нашего мира уже бывали такие случаи – по телеку что-то такое рассказывали и в Интернете несколько занятных случаев описывалось. И шансов на такое у тебя было один не к миллиону, а к миллиарду, наверное. В результате ты стал способен мысленно перемещаться в параллельный мир. Блин, Игорян, – я тебе реально завидую! Ты сейчас, считай, стал вровень с Колумбом и Гагариным – первый человек, ступивший на землю инопланетного мира!
– Не первый: второй как минимум, – уточнил я. – Странник, судя по всему, в Эквилибриум тоже из нашего мира попал.
– Тем более! – оживленно закивал головой Стрешнев. – Ведь Странник – это тоже ты, только после реинкарнации. Блин… Мой старинный друг оказался властелином внеземных миров! Офигеть не встать. Ты сам-то что думаешь на этот счет?
– Я думаю, мой друг, что ты слишком уж начитан всякого хлама из желтой прессы, – сокрушенно покачал я головой. – Этот мир существует только в моей голове. Боюсь, что я сам его в какой-то степени и создаю. А еще это очень похоже на ролевую компьютерную игру – я их немало в свое время прошел. Принцип точно такой же: есть определенный сценарий, далеко отклоняться от которого не рекомендуется. Вначале правила очень просты, а противники демонстративно слабы – чтобы игрок включился и почувствовал вкус. А потом, по мере привыкания и подсаживания на игровой процесс, игра постепенно усложняется. Не удивлюсь, если в какой-то момент окажется, что для дальнейшего успешного прохождения нужно будет вкладываться реальными деньгами.
– Мм… Логика в этом, конечно, есть, – согласился Колька. – Но где же ты видел игру, которая заточена под одного-единственного игрока?
– Может быть, и не под одного, – возразил я. – Может быть, нас сейчас тысячи таких бедолаг – что-то вроде бета-тестирования. Успешно пройдем – продукт запустят в тираж. А что – идея ментальной игры вполне имеет право на жизнь. Не надо никакого компьютера – все события в голове происходят. Не нужны коммуникации – полная автономия, только обновления время от времени загружай. И администрировать даже не надо – мозг сам себя будет контролировать.
– Вот же ты даешь, Игорян! Я, конечно, понимаю, что у вас, компьютерщиков, своя особая точка зрения на мир. Но этот самый мир преимущественно вообще-то по другим законам живет. Это – законы наших каменных джунглей: жрать, развлекаться и трахаться. И никто не будет лезть к тебе в голову, если в этом нет явной коммерческой выгоды. Ну или, скажем, политической, которая в итоге все равно коммерческая. Если бы уж на то пошло и программирование голов стало бы реальностью – так я бы первым делом виртуальный бордель организовал! Игроки бы в очередь до Луны выстроились! А организаторы твоей «типа игры» разорятся прежде, чем хоть копейку с этого получат!
– Мы же не знаем, каковы их истинные намерения! Может, это все вообще происки спецслужб! Иностранных! – распалившись, воскликнул я. Впрочем, я и сам понимал, что моя версия происходящего со мной и в самом деле не очень-то жизнеспособна.
– На кой хрен ты им? – прыснул Колян. – Ты кто есть такой в нашей реальности? Почти безработный инженер из провинциального Мухозадрищенска! Властными полномочиями ты не наделен даже в своей собственной семье. Твоя самая великая тайна – это то, как ты однажды на утреннике в детском саду прилюдно описался. А самая секретная разработка, к которой ты допущен, – овощные закатки твоего отца. Кстати, помидоры в собственном соку у него вообще замечательные получаются, натурально патент можно оформлять. Прихвати с собой еще одну баночку в следующий раз.
– Ты… Сволочь ты, Николай Васильевич. Что тебе ни скажи – все опошлишь! Хорошо, пусть твой вариант более проходным выглядит! Но ты назови хотя бы один факт, в соответствии с которым события, происходящие со мной, могут быть реальны?
– Один-то факт имеется – неоспоримый! Твое тело не может ходить само по себе – зомби в нашем мире, в отличие от твоей Альтернативы, пока что замечены не были. А это означает, что пока ты был там – кто-то вместо тебя был здесь. А не был ли это тот человек, тело которого ты позаимствовал?
– Возможно, – неохотно согласился я, поскольку в этой части мне тоже нечем было крыть. – Признаков присутствия другого разума в том теле я не замечал. Так что обмен сознаниями был бы вполне логичен. И также вполне логично, что человек из мира, находящегося на уровне развития Средневековья, ходил по городу пешком и пользовался факелом. Но тут некоторые нестыковки имеются. Как он узнал, где я живу?
– Ты уже упоминал, что мир, в котором ты очутился, был заселен с подачи твоего предшественника. Этот твой Странник, судя по всему, был нашим соотечественником, хотя и не факт, что современником. Так что неудивительно, что обитатели его мира свободно разговаривают на русском языке. Надо понимать, что они и читать по-русски тоже умеют. И вполне могут прочитать и надписи на карте города, и уличные указатели, и твой адрес на штампе с пропиской в твоем паспорте. И не надо считать, что обитатели Средневековья были глупее нас с тобой. В некоторых жизненных вопросах их ум, не обремененный грузом технологичных знаний, был очень даже сметливым. А твое альтер эго, как я понимаю, вообще было не то артистом, не то жуликом, а может – тем и другим сразу. Так что оно должно было адаптироваться к незнакомой для него среде куда быстрее, чем ты сам.
– Да уж… А насчет карты ты прямо в точку попал, – произнес я, поскольку взгляд зацепился за мой пиджак, висевший на спинке стула. Из его кармана высовывался буклет путеводителя по Владимиру, который я неделю назад скоммуниздил у нашего водителя Гарика.
На этом буклете я своей собственной рукой отметил заброшенный дом, где мне делали операцию, и приснопамятный дуб на Московском шоссе. Но теперь исследованных локаций на карте прибавилось: совершенно чужим почерком на ней были не только отмечены, но и нарисованы мой офис и мой дом! Да и мини-рисунок дуба на карте теперь тоже наличествовал – этот факт уже говорил о многом.
– А твое альтер эго – художник, как я посмотрю, – задумчиво выдал Стрешнев, разглядывая рисунки, которые были сделаны весьма правдоподобно. – Или дизайнер как минимум. Ты по сравнению с ним, как та курица с лапой.
– Наверное, мне снова стоит съездить до того дуба, под которым меня нашли, – осторожно предположил я. – Может быть, там что-то прояснится. Ведь неспроста же этот тип ночью смотался через полгорода туда и обратно – на это должны быть веские причины.
