— Сколько вам пообещали за работу? Не сочтите мой вопрос пустым, я объясню, когда вы ответите.
— Сто монет в месяц, стол и жильё.
— Достойно, — кивнула экономка. — Я буду добавлять к жалованью ещё сто монет каждый месяц, это от Её Сиятельства. У графини плохой сон, время от времени ей требуется надежное и, главное, безопасное зелье для хорошего сна. Вы умеете такое варить?
— Конечно. Как только целители прикажут, я сразу же приготовлю.
В комнату вошла служанка с едой и отваром.
— Что же, оставлю вас, кушайте, отдыхайте, — поднялась экономка. — Перед ужином зайду ещё, поболтаем. Расскажете мне о Тропиндаре: я же нигде, кроме империи не была, а вы уже мир повидали. Надеюсь, мы с вами сможем стать добрыми подругами.
— Буду рада, — ответила Мариэта.
Оставшись одна, она выпила горячий отвар с пряностями. Есть не хотелось.
Единый, тройня! Надо рассказать об этом Михаэлю, у неё же есть переговорник для мгновенной связи! Только придется закрыться в купальне и пустить воду, чтобы никто не подслушал.
— Лийна, — обратилась она к служанке, — я хочу искупаться и переодеться. Где тут стирают одежду?
— Я — ваша служанка, поэтому забота об одежде лежит на мне, — ответила девушка.
— Тогда, заберешь мое платье? Оно запачкалось в дороге, а смен у меня немного, нужно, чтобы они все были чистые.
— Конечно, — с готовностью отозвалась девушка. — Снимайте его, и сорочку тоже, я прямо сейчас все постираю, и к утру, они будут сухие.
Мариэта зашла в купальню, пустила набираться воду, сняла платье и сорочку, поколебавшись, добавила к ним нижнее бельё и передала ворох в руки служанки.
— Купайтесь спокойно, я захлопну дверь, никто посторонний вас не потревожит, а у меня есть допуск, замок пропустит, — сказала Лийна, прежде чем оставить зельеварку одну.
Мариэта вытянула шнурок с переговорником, посмотрела на него, потом перевела взгляд на дверь, ёжась, выглянула, перебежав через спальню, в гостиную. Убедилась, что дверь закрыта, и в покоях больше никого нет, вернулась в купальню и сжала монету.
Михаэлю кусок в горло не лез, так, поковырялся, рассеянно кивая на разглагольствования Ревиса, и отодвинув почти не тронутую тарелку, отправился наверх.
Ради экономии пришлось взять комнату пополам с возчиком. Завтра Ревис отправится назад в поселение, а ему надо будет подыскать жильё подешевле.
Грах подери, докатился! Он, владелец этих земель, вынужден экономить на всём, прятаться и отправлять в свой же замок лазутчика! Вернее, лазутчицу.
Как она там?
Раньше никогда любовница не появлялась там, где живёт Гвинет. Пусть, нелюбимая, нежеланная, навязанная, но — жена. Он обязан уважать её и не показывать перед слугами пренебрежения.
Но и Рита для него больше, чем любовница! Кстати, как там Амина? Наверное, до сих пор живет в его доме. Надо будет к ней наведаться, последнее его воспоминание перед похищением было как раз из городского дома, когда он к ней приехал. Наверняка Энгель расспросил женщину поверхностно, кузен всегда вел себя с прекрасным полом излишне деликатно. Надо будет хорошенько припугнуть аманту, вполне возможно, она что-то знает.
Мысли опять перепрыгнули на Мариэту.
Рита будет вести себя благоразумно, никто не заподозрит в ней его любовницу. Его девочка умненькая, она не выдаст себя, она справится!
Граф выпустил магию и поставил следилку, чтобы быть предупрежденным о появлении возле двери другого человека. Завтра, как только он определится с жильём, надо будет вернуться к замку и попробовать изучить обстановку. Родовая магия откликнется, он в этом не сомневался, его дело сделать это незаметно, чтобы никто не почувствовал, что возле замка бродит его владелец.
Помаявшись с оборот, граф решил не тратить больше время впустую, и уже сегодня отправиться на поиски жилья и работы.
Писарь нигде не требовался, к тому же, жители подозрительно косились на Михаэля, неуловимо угадывая, что этот мужчина не тот, за кого себя выдает. Конечно, он почти научился вести себя, как простолюдин, но аристократизм и привычку повелевать, перешедшие по наследству от поколений родовитых предков, нет-нет, да прорывались. Пока выручала легенда, что он воспитывался в доме богатого мага-тропиндарца, а потом служил несколько лет помощником аристократа, но любая серьёзная промашка, и его разоблачат.
На окраине городка он договорился, что снимет на месяц комнату у пожилой женщины, отдал деньги вперед, вернувшись на постоялый двор, чтобы забрать пожитки и оставить новый адрес, если Мариэта вернется. Можно было тут переночевать, ведь за комнату уже уплачено, но мужчина тяготился соседом, хотелось побыть одному. Поэтому он распрощался с возчиком и покинул оживленную гостиницу.
Брачная вязь то блекла, почти совсем пропадая, то наливалась цветом, становясь золотисто-зелёной и даже — сине-зеленой.
Граф так и этак вертел руку, пытаясь понять, почему татуировка меняет цвет, но пока ничего правдоподобного в голову не приходило. А еще удивлял рисунок вязи — раньше у него было изображение воздушных вихрей и водных брызг, а теперь — переплетение листиков, цветов и морские волны.
Он-то, когда татуировка пропала, сначала решил, что близость с Мариэтой разорвала брак по завещанию с Гвинет, поэтому испугался, что потерял титул. Не сдержался, накричал на ничего не понимающую женщину. Потом, конечно, пожалел и, по здравом размышлении, догадался, что никто у него графство и титул не отнимет, ведь он выполнил завещание, значит, если брак по какой-либо причине будет расторгнут, он всё равно останется графом.
Потом он подумал, что с Гвинет что-то случилось, возможно, она погибла. Такого он женщине не желал, поэтому искренне огорчился, но быстро сообразил, что теперь многое меняется. И размечтался, что разберется с врагами, а потом заберёт Мариэту к себе. Раз он больше не женат на Гвинет, сделает Риту своей супругой, и ему плевать, что скажут Его Величество и друзья! Но следом его раздавила новость, что графиня не только жива, но и беременна.
Единый знает, как больно ему было! Та ночь… Прощальная ночь… Он не спал ни минуты. Ласкал желанную женщину, чувствуя, как её магия ластится к нему, а его дар, обволакивает силу женщины, тая от нежности, стараясь сохранить в память каждое мгновение, запомнить вкус, запах, выражение глаз, каждый изгиб, каждую впадинку.
На теле Риты не осталось ни одного места, которое он бы ни поцеловал.
И пронзительная боль утром, когда он влез в броню и повел себя, как последний мерзавец, опалив женщину холодом и равнодушием. Только Единый знает, как кричало и кровоточило при этом его собственное сердце. Но иначе он не мог поступить — поддерживать в Мариэте надежду на совместное будущее, было жестоко. Пусть она его возненавидит, так ей легче будет принять их расставание.
Девочка его… Добрая, нежная, единственная…