Теперь платформы не было, и он был уже не безногий.
– Смотрите все! – произнес человек в драном черном костюме с кое-как пришитыми украшениями из фольги. – Теперь я могу так!
И выполнил кувырок через голову. При этом раздался легкий механический звук, похожий на работу сервомоторов.
– Друзья… товарищи из боевого «Авангарда», спасибо вам и всей новой власти! Я никогда не забуду вашу помощь. И отдельное спасибо сеньору Мендосе… нашему дорогому товарищу Хорхе. Это он помог мне получить протезы. Вечная ему благодарность. Зажгу за его здоровье свечку и помолюсь Пресвятой Деве Гваделупской. Вы представляете! В медицинском центре святого Бернардо мне поставили эти чудесные протезы. Бесплатно. Да, это не самые дорогие. Модель тридцатого года. Но мне были не по карману и такие. А теперь я могу ходить, даже по траве. И по земле тоже. За это я сыграю вам свою новую песню.
Он взял в трясущиеся руки гитару, такую же потрепанную, как он, а еще – расстроенную, и, не попадая в ноты, запел:
Я вам спою
Про радость мою,
Цветет душа, как настурция.
А все потому, да, потому,
Что к нам пришла революция!
Дальше было про Христа, про деву Марию и разных святых. Но Макс ослабил себе слух. Приглушил внешние звуки до половины от нормы. Этим фильтром он начал пользоваться еще в Корпусе. Не на боевых заданиях, но на неприятных брифингах, отчетах. Не потому, что боялся и не любил, когда на него орут, а потому что это помогало ему сдерживаться и никого раньше времени не прибить.
А теперь он жалел, что этот концерт происходит в реальности и нельзя отключить еще и изображение, настолько стало противно, до зубной боли. Мерзкая слащавая патока и клюква.
Макс знал, кто такой Хорхе Мендоса. Неформально в революционной иерархии тот занимал важное место, хотя официальный чин у него пока был скромный. Председатель районной ячейки. Хотя еще недавно он был крупным чиновником в столичной мэрии. Но сменил окраску, как и этот певец. Ведь не так много времени прошло с тех пор, как этот «менестрель» так же цветисто воспевал наркокартели. А если завтра прилетят марсиане на треножниках, будет воспевать их. И Христа не забудет ввернуть.
Сквозь зубы Рихтер произнес: «Браво, спасибо за песню!». Кто-то из его товарищей в это время говорил певцу комплименты чуть более теплые, от чего тот зарделся. В подставленную шляпу ему набросали монет и затасканных мятых купюр. Но еще больше скинули ему безналично на чип. НарВласть пока взяла под контроль только крупные платежи, а мелкие еще никак не проверялись. Рихтер видел, что переводы проходят, потому что каждый сопровождался звоном виртуальных монет и поклоном «маэстро».
Еще они положили в шляпу талоны на кукурузную муку, консервы, фрукты.
«Кстати, валюту надо бы ввести новую, – подумал Максим. – Единую для всех свободных стран. Вот этим надо заниматься, а не языковым пуризмом и запретом слов».
А потом певец раскланялся и пошел по пляжу, прямо по полосе прибоя, проваливаясь в мокрый песок с чавканьем. За ним оставались глубокие следы, которые быстро заполнялись водой. Если приглядеться, то было видно, что туфли его имеют слишком правильную форму. Там внутри были не ступни из плоти и костей.
«Испортит ноги, – подумал Макс. – Песок и вода – не лучшие компаньоны для электромеханических протезов. Даже для дорогих японских. Это же не бионика. Сломает и снова будет на своей тележке ездить. Но товарищу Хорхе все равно будет благодарен по гроб жизни. Вот только тот во второй раз не поможет».
Но кричать вслед, чтобы певец не мочил протезы, Макс не стал.
Зубы во рту у мариачи были гнилые и черные, и нескольких уже недоставало. Конечно, протезы и работа дантиста дороги, а он, скорее всего, тратит деньги на пиво, вино или текилу. Но Рихтер подумал, что уж зубы-то бедолаге после окончания войны должны вставить бесплатно в любой из поликлиник – которые, конечно, тоже желательно национализировать. Максим всегда, сколько себя помнил, считал, что здравоохранение, как и образование, – это не сфера услуг. Что забота о здоровье и развитии индивида – обязанность общества, неотъемлемое право каждого. И даже у такого человека оно есть.
Он знал его историю и настоящее имя. Певец, любитель и любимец женщин. Деньги, вилла, машины. Еще он был любимцем мафии, потому что в своих балладах превозносил ее до небес. Бойцов описывал как защитников угнетенных, а боссов – как легендарных героев. А потом его похитили головорезы из конкурирующего клана. Они хотели, чтоб он теперь воспевал их, а старых нанимателей выставил мелкими червями и продавшимися «суками». Мариачи не согласился. Конечно, певец не мог не понимать, что, если он станет перебежчиком, его убьют уже старые покровители, а скрыть факт измены невозможно. Кругом сеть и «добрые люди». Поэтому прикинулся блаженным дурачком. Но это его не спасло от мучительного наказания. Похитители били певца его же собственным гитароном, здоровенной гитарой, пока инструмент не сломался. Тогда тяжелыми битами ему раздробили кости рук, потом принялись за ноги. После этого просто выкинули за городом в канаву. А пока он полз змеей до шоссе, его дом сожгли вместе с гаражом. После подключились юристы мафии, и оказалось, что мариачи еще должен банку. Понятное дело, что и друзья, и любовницы после этого куда-то испарились.
Судя по всему, его медицинской страховки и накоплений хватило только на руки. На нормальные протезы для ног не осталось. И фонды, куда он обращался, ничего не дали. На нем была черная метка отверженного. И на кредит он не мог рассчитывать после того, как обидел уважаемых людей.
Хорошо, что чистят страну от этой мафиозной погани, подумал Рихтер. Хотя работы еще много. Многих надо поставить к стенке и совсем не как непослушных детей. Не для раздумий об их грешном поведении.
– Я слышал, он не просто пришел в приемную Хорька, – заговорил Диего, когда исполнитель народной музыки ушел. – Он еще и упал там на колени. А когда к нему вышел сам начальник – посмотреть, что за шум, он начал целовать ему ботинки и говорить, что тот воплощение пророка Топильцина и бога Кетцалькоатля. Ну как Хорхе мог после этого не выделить ему деньги на вшивые протезы?
– Я знал одного мужика из Тольятти, – пробурчал Гаврила, беря еще бутылку, последнюю. – Нет, это не в Италии, а у нас на Волге. Тот покалечился на автозаводе, в сборочном цеху. Там одна линия еще в начале века поставлена. Обе ноги раздробило и руку, которой пытался вытащить ноги. Превратился в обрубок. А у него куча кредитов, ипотека и трое детей. И не такая работа, чтобы скопить на нормальные ноги и хваталку. Со страховкой что-то банк намутил. Мелким шрифтом, двадцать пятым пунктом. Мол, потерпевший сам виноват оказался. Хотя это неправда. Жена его бросила. Долг-то весь на нем, а не на ней. Так вот, этот мужик, звали его Вася, по-моему, не сломался и не попрошайничал. Научился пользоваться теми протезами, какие дали. С завода его уволили, но он в гараже открыл небольшую металлоремонтную мастерскую. И заработал денег…
– Блин, прямо американская мечта, – фыркнул Макс.
