– Какое счастье, что я еще помню идиш, на идише, кстати, очень хорошо жаловаться на жизнь! Но азохен вэй, кто меня тут особенно поймет? Я тут как в преисподней, у котла с грешниками! – Поля погрозила кому-то невидимому поварешкой. Она не могла отойти от плиты, так как варила секретно-лечебный бульон для Катьки – та снова заболела. На кухне у окна стоял Сева и смолил свой «Беломор», выдыхая дым в открытую форточку.
– Да ладно вам, Полина Исаевна, ежели вас лишить этой преисподней, то вы моментально зачахнете! С поварешкой вы замечательно смотритесь, есть в вас что-то эдакое, внушительное, маркитантское!
– А вы втроем с Жоркой и Камилкой, стало быть, регулярные войска? Я тебя умоляю, я сейчас заплачу от умиления!
– Полина Исаева, в нашем возрасте мы уже совсем не регулярные, смею вас заверить!
– Ах ты паскудник! Он со мной еще шутки шутит! Слишком уж ты засорен! Сейчас как получишь ложкой по лбу! И как это Лидка вас еще терпит?
– Это любовь, Полина Исаевна, просто любовь! – расплылся в улыбке Сева и пыхнул едким «Беломором». – Вы ж меня знаете, Полина Исаевна, я на 99 процентов вполне скромный, благопристойный и домашний человек, но ох уж этот один процент…
– Да ладно тебе! Хорошо, что вашу экзотическую любовь с Лидкой Федор Степаныч немного разбавил. Правильный он мужик, скажу я тебе! Может, и внешней красоты особой в нем нет, но вдумчивый, основательный, с интересом к жизни, а не свистун, как некоторые! И представь себе, с ним любопытно разговаривать! Пересказал мне недавно Айтматова «Прощай, Гульсары!». И знаешь, я прониклась, талантливо пересказал!
– Да, экземпляр он, конечно, не выставочный… И вы мне хотите намекнуть, что наша Лидка снова собралась замуж? – Челюсть Севы слегка отвисла. – Все ее предыдущие мужья были как-то не очень хороши мозгами, если с такой-то женщиной не смогли найти общий язык.
– Понимаешь, Севочка, я пришла уже к такому возрасту, что могу говорить все, что хочу, вот и говорю, что плохих мужей не бывает, бывает первый, второй, третий! Хоть и практики у меня в этом не было, зато наслушалась историй за жизнь – я тебя умоляю! А Лидку ты знаешь – ей мозги в мужике не главное, – засмеялась Поля и подмигнула. – Наверное, ей просто не того калибра попадались. А этот, на первый взгляд, очень порядочный – две бабы было, и на обеих женился. Но Лидка про замужество даже не думает, и вообще, ей помоложе нравятся. Этот хоть и лицом не вышел, но душой, по Лидкиным словам, прекрасен. А прекрасный человек это тебе не рейсовый автобус, следующий не придет через десять минут, как ни жди! – Поля на секунду задумалась. – Хотя наизнанку Лидка его вывернуть не сможет, чтобы всем эту его внутреннюю красоту показать… Ну ладно, мы тут не советчики. Все, тему любви мы продолжать не будем! Не к месту это! Я Катюле суп варю! Для этого особая атмосфэра нужна!
– Атмосфера для супа? Для обычного бульона? Не смешите меня! – удивился Сева и снова пыхнул в форточку.
– Сева, ты говоришь обидно! Обычный или не обычный, это мы обсуждать не будем, а то, что мой бульончик деточке помогает, это факт! Хотя трудно, конечно, из магазинных курей суп варить, долго они себя отдают! То ли дело из базарных! Мы тут с Лидкой на Киевский повадились, там бабки приезжают с ранья на электричках и стоят у вокзала, так вот там у них курей иногда и берем. Так знаешь, я заметила важную вещь, у магазинной нет внутри яичек, а у бабкиных целые гроздья, завязи прям! И куры желтые, жирные, красивые! Это как же так? Куда деваются яйца у государственных курей? И спросить-то не у кого! Почему бабкины куры краше государственных? И бульон из них не сравнить! А еще как-то раз мы в «Березке» венгерских купили – одно загляденье! И упакованы красиво в прозрачном целлофане, уложены так компактно, крылышки подогнуты, ножки спрятаны, словно она и не курица вовсе, а думочка под голову – сплошной восторг! Ну, в «Березку»-то особо не набегаешься, это так, по праздникам. У Робочки чеки от поездок остаются, вот что-то на хозяйство и идет! Но магазин, «Березка» эта, должна тебе сказать, знатный! Я туда как турист хожу! Глаза разбегаются! Прямо входишь в коммунизм как он есть! Ты там был хоть раз?
– В коммунизме? – усмехнулся Сева.
– В «Березке», шутник! При входе стоит швейцар и проверяет, есть ли у тебя чеки, словно ты не в магазин, а в театр пришел! А там и правда театр! Я прям вошла в восторг! На прилавках всякая невидаль, причем в таком разнообразии, какого я в жизни своей не видела, мать моя, даже до революции в Астрахани! А запах… Ну как тебе объяснить… Я вот за границей ни разу не была, но мне кажется, что там на каждом углу пахнет именно так, как в этом магазине, чем-то таким, что сразу понимаешь – капитализм! Аж ноздри щекочет, когда вдыхаешь! Знаешь, чем… – Поля на секунду задумалась, подыскивая слова и будоража свое воображение, – …дорогой конюшней! – И от смелости такого сравнения даже вытаращила глаза и закинула далеко на лоб брови. – Да, именно так! Дорогой конюшней, именно дорогой и чистой, но все же конюшней! Может, это мне кажется от классовой ненависти, как думаешь? В «Березках» этих просто какой-то разврат! Там продается не просто еда, а еда в извращенном виде!
– Господи, Полина Исаевна, о чем это вы? – Сева, перестав курить, подался вперед и по-ленински прищурился.
– А все о том! Я первый раз как показала чеки швейцару, так очки надела и вперед! Обсмотрела все внимательно, словно комиссия ОТК! Два часа там провела, все разнюхала, словно меня во вражеский тыл во время войны забросили! И знаешь, что меня убило? Не изобилие, которого нет в наших обычных магазинах, нет, я об этом и не говорю, – Поля грустно посмотрела на ласково булькающий бульончик, сняла ложкой не понравившуюся ей жиринку и продолжила: – А представь такую картину: там на витрине рядком лежали куропатки: белая, серая и куропатка красная. Разные они были не по цвету, а по названию, я специально поинтересовалась, на вид-то одинаковые, и каждая с ценником, все как положено! Такой прилавок под названием «мясо-дичь». А тут тебе еще и фазаны, и тетерева, и рябчики с глухарями! Я так рот и открыла! Где ж это видано, чтоб ради капиталистов так природу оголять! Чтоб такой тебе выбор был! Птицу из Красной книги забивать и на блюдечке им нести! Представляешь? Меня эти разноцветные куропатки добили! Ради чего им так жопу лизать, иностранцам этим, мать моя? Я даже заскрипела от безысходности оставшимися зубами! Позор какой!
– Ну, видимо, валюта нужна, вот они и стараются! – предположил Сева, жадно глядя в кастрюлю. Поля поймала его взгляд, зачерпнула половником тягучей ароматной субстанции – и не жидкости, и не твердости, а нечто среднее по консистенции, чуть подрасплывшегося янтарного желе, налила и протянула дымящуюся тарелку Севке.
– Вот, попробуй, еще недозрел, правда, бульончик, но уже можно. Тут секретов-то и нет никаких – свежая курица, хорошая водица, терпение и нежность! И все получится! Что называют еврейским пенициллином? Им называют куриный бульон! Ты себе бульон-то варишь?
– В основном борщ, – почему-то слегка покраснел Сева, словно речь шла об измене если не Родине, то лично Поле.
– Ну вот, вечная борьба бульона с борщом! Это не дело, не уметь хороший бульон варить! Учись, пока я жива! Берешь курицу, лучше старую, двух-трех лет. Она медленно будет отдавать себя, а не развариваться в кашу. Опаляешь ее на огне, чтоб ни одного пера не осталось, ни к чему эта небритость, негигиенично. Так вот, кладу ее целиком и заливаю холодной – понял? – холодной водой! Если скажут горячей – плюнь в того, кто такое сказал, и никогда больше с тем человеком не общайся! Только целиком и холодной! Повтори!
