– Ну что вы, гражданочка, волнуетесь заранее? – Директриса глубоко затянулась сигареткой. – Мы ж экзамены не просто так проводим – школа у нас специальная, с английским уклоном, все хотят в такую детей отдать, вот мы и устраиваем проверку, кого брать, кого нет. Бывает, ребенок даже букв в семь лет не знает и на простые вопросы ответа дать не может! Пусть идет в простую школу тогда, чтобы весь класс у нас на дно не утягивал! Понимаете, о чем я?
Поля с Лидкой переглянулись и одновременно кивнули.
– Да вы не подумайте, что мы чем-то там недовольны, – спохватившись, сказала Поля, снова подняв говорящие брови. – Школа ваша нас вполне устраивает, мы же через дорогу от вас живем, напротив Дома игрушек, нам удобно ходить, а как же! Я и с этой стороны вопрос рассматриваю! Да и вы, я вижу, женщина правильная, рассудительная, у вас вон грамоты висят, значит, в школе порядок по всем статьям должен быть. Вам ребенка не страшно отдать, настоящего советского человека взрастите.
– Спасибо, конечно, за столь лестное мнение, но девочке вашей все равно придется пройти экзамен. Как фамилия ребенка? – Директриса взяла карандаш, чтобы записать.
– Крещенская Екатерина Робертовна, Кре-щен-ска-я, – зачем-то по складам повторила Поля.
– Роберта Крещенского дочь? Того самого? – директриса была немного удивлена.
– Поэт он у нас, поэт, да. Катюлин папа. И очень хороший человек к тому же. Редкий! – заулыбалась Лидка. Она не могла Робочку не похвалить.
– Это хорошо! Литераторов мы всегда уважаем! Они сеют разумное, доброе и вечное, как сказал Некрасов. Но экзамен все равно придется сдать на общих основаниях. Но если девочка знает буквы и считает до десяти, вам нечего волноваться! Клавдия! – вдруг зычно крикнула она приказным тенором. Тотчас в проеме двери возникла голова секретарши. «А остальное тело, наверное, марширует в приемной…» – почему-то подумала Поля.
– Значит, так, Клава! Запиши, пожалуйста, внучку товарищей на приемный экзамен. И пометочку сделай – обратить особое внимание, посодействовать, так сказать, приему! Проходите, товарищи, и дайте все необходимые данные.
Клава радостно кивнула и широко распахнула дверь.
– Спасибо большое, – сказала Поля и пожала директрисе руку. – Вы не пожалеете! Хорошая у нас девочка, по всем статьям хорошая, не подведет вас, обещаю!
***
«Здравствуйте, родные мои, мама и папа!
Приехал из поездки по Южному Уралу, так что теперь эта часть страны перестала быть для меня белым пятном.
Ездили мы втроем – Сергей Апполинариевич Герасимов (это кинорежиссер), его сын Артур и я. Полетели сначала в Челябинск. Там нам дали машину, и мы целых две недели мотались по области. Рыбачили, охотились, много раз выступали в санаториях, которых в этих краях масса. Отличные места! Много озер на невысоких „домашних“ горах. Есть очень тихие – лесные, которые так и называются Еловое, Боровое. Есть и такие, что и противоположного берега не видно – Чебаркуль, Ильмень. Мы взяли из Москвы маленький бредень, 7 метров, сеть. Я теперь стал заправским рыболовом. Рыбки всякой много – ерши, чебаки, окуни, щурята, лини и карпы. Каждый день варим уху. Но раков гораздо больше, чем рыбы. Здоровые, черти, встречаются с ладонь величиной. В общем, я впервые так жил, на полуподножном корму.
С Герасимовым мы образовали что-то вроде „лекторской группы“. Сначала он рассказывал о своих фильмах („Учитель“, „Маскарад“, „Молодая гвардия“ и, конечно, „Тихий Дон“). Потом я читал стихи. Герасимов сам уральский. На родине не был 35 лет. И вот теперь встретился со своими друзьями детства. Очень трогательно. Мы делали настоящие сибирские пельмени, причем выяснилось, что я в этом деле смыслю гораздо больше остальных. Омские воспоминания детства, оказывается, еще не совсем стерлись.
После Челябинска – Свердловск. Потом Нижний Тагил.
В общем, лето кончилось. И летом этим я очень доволен. Даже на маленькой карте маршрут моих летних поездок выглядит очень внушительно – Фрунзе, Красноярск, Улан-Удэ, Байкал, Иркутск, Якутск, Челябинск, Свердловск. Впечатлений масса. Теперь дело за малым – написать стихи про все это. А стихи, уверен, будут».
Экзамены Катя прошла неплохо, Поля успела ее хорошенько подготовить: они вместе считали спички и все то, что можно было считать, складывали в трудные слова вырезанные картонные буковки, а потом их красиво выводили на бумаге в косую линеечку. Все эти прикладные дела она сдала прекрасно, а вот результаты собеседования вызвали вопросы.
Сначала ей показали четыре картинки и попросили объяснить, где какое время года. Катька даже удивилась – что они, сами не видят – где снег, там зима, где пляж – там лето, где желтый лес – осень, а где подснежники – весна. Но сказала все четко, объяснила, как дурочкам, как она про времена года догадалась. Потом ее попросили посчитать задом наперед – от 10 к 1, и она это прекрасно сделала, потому что выучила с Полей как стишок, еще почитала страшный отрывок, как съели Колобка, и, наконец, ей показали большой портрет и спросили ее мнение, кто это может быть. На картинке грустный кудрявый мальчик с загадочным видом что-то писал.
– Видимо, это Ленин, – подумав, сказала Катька.
– Правильно, деточка, – ответила учительница в сером костюме. – А почему «видимо»? Ты не знаешь, кто такой Владимир Ильич Ленин? – и привстав со стула, она нависла над бедной деточкой.
– Я не встречала его маленьким, я видела только портреты взрослого лысого дяди с маленькими глазами, – пыталась объяснить Катя. – Я просто догадалась. На Пушкина этот мальчик не похож, Пушкин был темненьким, кудрявым и жил в другое время, давным-давно. На маленького Хемингуэя, скажем, тоже не очень похож. Его портрет у нас дома висит, у папы в кабинете, я его каждый день вижу. Поэтому я и решила, что спросить вы можете только про Ленина.
– И откуда же ты, деточка, столько всего знаешь, – с ядом спросила все та же учительница. – Каждый советский ребенок должен знать, как выглядел маленький Володя Ульянов-Ленин. Теперь ты знаешь? – и она грозно посмотрела на Катю.
– Теперь я знаю, – послушно ответил советский ребенок.
Поля была счастлива! В самой-пресамой глубокой глубине души, практически на ее дне, ей казалось, что если бы не она, то девочку спокойно могли б и отфутболить в какую-нибудь обычную школу в другой микрорайон на Дорогомиловке, вон их там сколько! Но то ж простые, а эта специальная английская и через дорогу, рукой подать! И если б она не пошла к директору самолично и не поговорила как следует, то мыкался б ребенок без иностранного языка черт-те где, вдали от дома. Выполнив свой долг устройства правнучки в школу, Поля передала бразды правления Катей вниз по иерархической лестнице, Лиде. Не то что она перестала ею заниматься, вовсе нет, но по утрам вставать и провожать ее в школу было уже трудновато.
Лидка, самая что ни на есть любимая Катькина бабушка, заведовала внучкой всегда, испокон веков. Утро она начинала с того, что тихонько шла к девочке в комнатку, кидала на ее одеяло школьную форму, и этот легкий ветерок, долетавший до детского лица, Катю будил. Потом готовила завтрак – толсто резала свежую французскую булку, накладывала два внушительных куска докторской колбасы и варила на молоке какао. На этом завтраке Катька обязана была продержаться целых четыре урока – до большой перемены, часов до двенадцати. Завтрак всегда уже ждал Катьку, когда она входила утром перед школой на кухню, – и она никогда не задавала себе вопрос, откуда он появлялся. Бабушка к этому времени уже меняла халат на платье и была готова к выходу, чтоб проводить деточку. Ритуал проводов Кати в школу всегда соблюдался с точностью – Лидка брала ее за руку, вела через дорогу по переходу справа от дома. Переходом этим заведовал регулировщик, который стоял посредине улицы и ждал, когда накопится человек десять желающих перейти дорогу. Тогда он поднимал свою полосатую палку вверх и сильно свистел в блестящий свисток, чтобы привлечь внимание водителей. Автомобили тяжело останавливались, и можно было безбоязненно переходить улицу. Потом Лида с Катей проходили мимо витрин Дома игрушки, и Катька смотрела на знакомых кукол, мишек и неваляшек, которых, в общем-то, видела каждый день и считала почти своими. За ними с балкона внимательно наблюдала Поля, которая к тому времени тоже вставала – она, как полководец, выходила в любую погоду на балкон и прослеживала их путь до поворота в школу. На углу Дома игрушки Лидка с Катей хором поворачивались к Поле и яростно махали руками. Только тогда прабаба и уходила спокойно во внутренности квартиры.
