– Я вообще не понимаю, почему мы сразу не ввели обязательную регистрацию нейрочипов, – проворчал Райвуш.
– Как видишь, Биби, одно и то же действие можно описать разными словами: кто-то говорит о гибели свободы, кто-то – об установлении порядка, – улыбнулся старик. – И не волнуйся: граждане нас поддержат.
– Мы проведем отличную рекламную кампанию, – пообещал сенатор Томази. – Даю слово: нация закон одобрит.
На Феллера Джанлука не смотрел. Дядя Сол одобрительно кивнул и обратился ко всем участникам встречи:
– Друзья, у нас существует отличный, продуманный до мелочей план…
– Дедушка рассказывал, что, выпрашивая деньги для нападения на Россию, Гитлер произносил примерно такие же слова, – язвительно заметил Биби.
Пьющий виски Розен поперхнулся и закашлялся.
– Ты не хуже меня знаешь, что иногда случаются осечки, – грубовато ответил старик. – Но я прошу воздержаться от саркастических замечаний до окончания совещания.
– Извини, дядя Сол, не смог удержаться.
– Джанлука, продолжай.
– Чтобы не затягивать, мы приняли решение обойтись без предварительной обработки общественного мнения, сразу приступим к продвижению законопроекта и одновременно будем формировать необходимый для его принятия фон.
– Почему? – осведомился Арчер.
– Потому что и Конгресс, и Сенат проголосуют так, как мы скажем, – пожал плечами дядя Сол. – К счастью, здравомыслящие федеральные политики смотрят на проблему нашими глазами и понимают опасность нынешнего положения. И тот факт, что среди конгрессменов полно пингеров, нам на руку: они покажут нации, что все здравомыслящие люди хотят быть законопослушными.
– Хорошая идея!
– А учитывая, что заниматься проектом будет Бобби Челленджер, я готов дать голову на отсечение, что через месяц американцы сами попросят ввести тотальный контроль за нейрочипами, – старик помолчал, затем повернулся к мрачному Феллеру и уверенно закончил: – Поверь, Биби, все пройдет хорошо. Не как у Гитлера.
– Надеюсь, дядя Сол, – угрюмо отозвался Феллер.
Несколько мгновений в комнате царила тишина – инвесторы ждали реакции проигравшего Биби, а когда поняли, что владелец «Feller BioTech» не собирается закатывать истерику, немного расслабились. Точнее, расслабились все, кроме старика, который собирался обсудить еще одну тему.
– А теперь скажи, сынок, ты слышал о нейрочипах, которые называются no/maNika?
– Слышал, – после длинной паузы ответил Феллер. И по тому, как долго он молчал, участники совещания догадались, что дядя Сол затронул болезненный вопрос. И вновь насторожились.
– Не сомневался, что ты слышал об этих чипах, Биби, но не могу понять, почему ты не рассказал нам о них.
– Что именно я должен был рассказать? – почти спокойно осведомился Феллер.
– Мне интересен твой взгляд на происходящее, сынок, взгляд владельца «Feller BioTech», взгляд человека, который позиционирует себя монополистом в производстве нейрочипов.
Все поняли, куда клонит дядя Сол, увидели, что Феллер снял и принялся протирать очки, что делал лишь в моменты сильного душевного расстройства, и приготовились услышать нечто очень важное.
– Биби!
– Они не являются полным аналогом maNika, – выдавил из себя Феллер.
Арчер присвистнул, но промолчал. Розен отвернулся.
– Перестань заниматься словоблудием, – жестко потребовал старик. – Специалисты GS изучили новый нейрочип и доложили, что он выполнен на высочайшем уровне и обладает всеми характеристиками maNika, за исключением самой важной для нас – блока подключения к сети. Доступ к no/maNika возможен только по кабелю. А теперь вопрос: откуда, мать твою, взялись эти нейрочипы, если даже китайцы еще не научились их производить?
Несколько долгих мгновений в комнате царила напряженная тишина, после чего Феллер вернул на нос очки, откинулся на спинку кресла и уверенным тоном человека, которому нечего терять, произнес:
– С этого вопроса и нужно было начинать.
Некоторые инвесторы шумно выдохнули. Остальные обменялись изумленными взглядами или выдали удивленные восклицания.
– То есть ты знаешь? – не сдержался Розен.
– Что происходит? – громко спросил Арчер.
– Кажется, нас ждет большой сюрприз, – пробормотал Хайнштейн.
А дядя Сол сделал шаг вперед, склонился над Феллером и прищурился:
– Биби, сынок, о чем ты забыл нам рассказать?
Orc archive
Le Festin canin en temps de peste
[8]
Когда взошла заря и страшный день багровый,
Народный день настал,
Когда гудел набат и крупный дождь свинцовый
По улицам хлестал,
Когда Париж взревел, когда народ воспрянул
И малый стал велик,
Когда в ответ на гул старинных пушек грянул
Свободы звучный клик…
[9]– Ты действительно думаешь, что это свобода? – тихо спросила Беатрис.
– Да, – коротко ответил я.
– Это свобода? – изумилась девушка, отходя от окна. Только сейчас отошла, хотя я уже час, с тех пор как на бульваре прозвучали первые выстрелы, просил вести себя осторожнее. Беатрис уселась в кресло, закинула ногу на ногу и приняла независимый вид. Иногда она вела себя совершенно как ребенок. – Ты называешь происходящее свободой?
Ну, как сказать…
Благодаря положению я получил точную информацию о назревающем бунте и еще два дня назад предложил Беатрис уехать. Но она отказалась, захотела убедиться в том, что город падет, думала, что выдержит зрелище второй Варфоломеевской ночи, но растеряла прежнюю уверенность. А я специально больше не предлагал уехать, хотел, чтобы Беатрис попросила.
– Каждый видит свободу по-своему, – ответил я, закладывая книгу пальцем и откидываясь на спинку кресла. – Для тех, кто сейчас на улице, свобода заключается в возможности делать все, что заблагорассудится.
– Из-за менторского тона ты стал похож на моего преподавателя по высшей математике, – едко сообщила девушка.
– С ним ты тоже спала? – поинтересовался я.
– Нет, но вы оба нудные.
– Если я знаю больше тебя, это не значит, что я – нудный.
Беатрис покачала головой, провела ладонями по подлокотникам, словно собираясь подняться, но передумала и попросила:
– Объясни.
– Другой свободы они не знают, – негромко, но очень серьезно произнес я. – Они очень долго считали себя никем, людьми второго сорта, имели минимальные перспективы карьерного роста и возможности чего-то добиться. При этом они воспринимали происходящее как должное…
