– Сцена идеальна, сенатор: фотографии вызовут трепет у кого угодно, а если их не хватит, я выведу на мониторы дополнительные картинки, которые точно зацепят публику, – пообещал Челленджер, поглаживая объемистый живот, прикрытый безразмерной черной футболкой с принтом «Распоряжаюсь по своему усмотрению». – Вы, главное, не отклоняйтесь от сценария, а за режиссуру не беспокойтесь.
– Я еще ни разу не отклонился от сценария, – напомнил Томази.
– Поэтому мы ни разу не скандалили, – продолжил улыбаться Бобби. – Несмотря на наши теплые взаимоотношения.
В последние дни сенатор и Челленджер проводили много времени вместе, разрабатывая и репетируя публичные выступления. Стратегия Бобби работала, и если изначально закон Томази общество приняло в штыки, то теперь в нем стали «находить рациональные моменты», в прессе появлялось все больше благожелательных статей, а опросы показывали действительный рост числа сторонников сенатора.
Однако друзьями Томази и Челленджер не стали. Да и не могли стать.
– Сегодня очень важное выступление, – произнес Бобби, убирая с лица улыбку. – Если у нас получится задуманное, я ожидаю уровень поддержки в двадцать пять процентов, и можно будет атаковать Феллера намного острее.
– Я готов, – уверенно отозвался сенатор. – Охват будет большим?
– Очень, – кивнул Челленджер. – Выступление транслируют все национальные каналы и самые крупные кабельные, достигнуты договоренности с Бразилией, Японией, Китаем, Кореей, Индией… в общем, все самое большое. Кроме этого, нас поддержат главные сетевые ресурсы планеты. Я гарантирую, что выступление станет темой номер один на ближайшие два дня и о «законе Томази» будут говорить даже в далеком городе Нахуа. Все остальное зависит от вас, сенатор.
– Я готов, – повторил Томази и после паузы спросил: – Психи не помешают?
И они машинально повернулись к мониторам, на которые поступало изображение с уличных камер и дронов.
Небольшая площадь перед студией была запружена противниками законопроекта, которых возглавлял капеллан, хорошо видный благодаря высокому росту. Стояла толпа тихо, никто ничего не скандировал, никто ни к чему не призывал, и в этой неестественной тишине особенно явственно чувствовалась угроза. В тишине и в хмурых, очень недовольных взглядах.
Но за взгляды в округе Колумбия аресту пока не подвергали, поэтому оцепившим площадь полицейским делать было нечего, и они просто ждали развития событий, поглядывая то на людей, то на толпу репортеров, которым не хватило места в студии. Над площадью болтались дроны, но к людям подлетали только те из них, что принадлежали новостным каналам, полицейские держались вдали.
– Почему психи молчат? – с беспокойством осведомился Томази. – Раньше они вели себя иначе.
– Выбрали другую тактику.
– Они мне не нравятся.
– Протестующие должны быть, – легко произнес Челленджер. – Без них у шоу совсем другая энергетика, а у зрителей появляется ощущение постановки.
– Тебе нужны беспорядки?
– Мне все равно. Я использую к нашей выгоде любое событие.
– Не сомневаюсь… – сенатор одернул пиджак и вышел из режиссерской.
///
Бобби не солгал: сцену подготовили великолепно. Стол расположили на небольшом подиуме – для удобства неподвижных видеокамер, а позади него построили стену из мониторов, на которые Челленджер планировал выводить текущие материалы презентации. А фоторепортеров посадили на пол, в шаге от стола, и таким образом Челленджер создал у зрителей ощущение близости сенатора к народу.
– Добрый день! – поприветствовал собравшихся Томази и по ответным возгласам догадался, что его сегодняшнее появление вызвало намного больше теплых чувств, чем несколько дней назад. – Я искренне рад вниманию, которое вы уделяете моим скромным усилиям, и хочу заявить, что ни в коей мере не собираюсь отнимать славу у Дика Бартона.
По залу прошелестел смешок.
– Все мы знаем, какие усилия прилагают противники «закона Томази», чтобы облить меня грязью и выставить в черном цвете законопроект, призванный обезопасить нас и наших близких от преступников и сделать жизнь американцев лучше. Все мы знаем, какие эпитеты они используют и как ловко манипулируют фактами, и поэтому сегодняшнее выступление я хочу посвятить событию, которое невозможно переврать, – Томази выдержал паузу. – Сегодня я напомню вам ужасную историю семейной пары Планков из Балтимора. Это были замечательные, много поработавшие на своем веку люди, воспитавшие троих замечательных детей и обожавшие нянчиться с внуками. Они никому и никогда не делали зла, но их убили: и Джеральда, которому только-только исполнилось семьдесят семь, и его семидесятилетнюю супругу Хлою. Это случилось в марте, и вы, надеюсь, еще не позабыли о той трагедии, – Джанлука выдержал четко выверенную паузу. – Джеральда и Хлою Планк убили во время ограбления, убили, хотя Планки не держали в доме оружия и не могли оказать сопротивления. Надеясь спастись, они открыли грабителю сейф, но все равно были убиты. Ради развлечения. Потому что человеку, который проник в дом Планков, нравилось убивать.
«Балтиморская резня» всколыхнула страну, и репортеры притихли, слушая рассказ Томази и вспоминая кошмарные подробности мартовских событий.
– Преступника заметили, когда он покидал дом Планков, – продолжил Томази. – Гулявший с собакой сосед обратил внимание на незнакомца и позвонил в полицию. К сожалению, свидетелем он оказался не лучшим: преступника видел издалека, точно описать не сумел и дал весьма приблизительную информацию о машине. Однако полицейским этого хватило: подозреваемого арестовали через час. Он был задержан далеко от дома Планков, при нем не оказалось принадлежащих им ценностей, предполагается, что подозреваемый успел передать их сообщникам, зацепиться полицейским следователям оказалось не за что, но к счастью, подозреваемый оказался пингером… Точнее, к несчастью, поскольку дальнейшее не укладывается у меня в голове и представляется настоящим издевательством над правосудием.
– Полицейские не сумели предоставить суду доказательства вины подозреваемого, – напомнил кто-то из репортеров. – Кто виноват, что полицейские плохо делают свою работу?
– Давайте оставим ваши суждения на потом, – предложил сенатор. – А пока я хочу предоставить слово начальнику полиции округа Балтимор.
И пожал руку вышедшему из-за кулис офицеру.
– Добрый день.
– Добрый день.
Репортеры встретили человека в форме намного холоднее, чем Томази.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Реджинальд Петерсон, начальник полиции округа Балтимор.
– Давно в должности?
– Четыре года.
– А в полиции?
– Двадцать лет.
– То есть опыта у вас достаточно?
– Довелось повидать разное, – ответил Петерсон, чуть медленнее, чем должен был, поскольку смущался репортеров.
