Посол в самом деле даже отшатнулся, но темные, как гагаты,
глаза вспыхнули, он впился в лицо Кречета, слушал, впитывал каждую интонацию, а
я подумал невольно, что надежного посла подобрали в Аравии: не просто
преданного режиму и лично султану, а преданного исламскому миру.
Кречет сделал паузу, посол понял, поклонился:
– Господин президент, я не нахожу слов!.. Вы сказали
такое, на что не решился бы ни один правитель своей страны. Это яснее всяких
заявлений в прессе, что говорит о вашей мощи. Вы – великий человек, господин
президент. Это не лесть, вы понимаете... Это оценка.
Кречет слушал с неподвижным лицом. Когда посол сделал паузу,
сказал так же непреклонно, как если бы по равнине катился тяжелый танк:
– И как человек, желающий сделать для своей страны как
можно больше... пусть меня за это даже забросают камнями, я запланировал еще
ряд шагов. Да-да, в сторону исламского мира.
Глаза посла вспыхнули на темном лице, как костры в ночи.
Голос прервался, он едва выдавил:
– Еще?
– Можете не сомневаться.
– И... насколько далеко вы зайдете?
– Далеко, – ответил Кречет твердо. –
Настолько, сколько потребуется, чтобы вернуть русским утраченную гордость.
Взгляд его был тверд. Серое лицо напомнило памятник
героям-панфиловцам: такой же гранит, такая же угрюмая стойкость.
– Господин президент...
– А если русский человек сможет говорить с богом
напрямую, – добавил Кречет с легкой усмешкой, но глаза оставались жестокими, –
без посредников, как разговаривает с Аллахом любой мусульманин, то это прибавит
ему гордости и достоинства.
Чашка в руках посла дрогнула, пара капель сорвалась через
край. Он спохватился, отхлебнул, улыбнулся, кофе – настоящий мокко, узнал, вежливо
и церемонно поклонился:
– Господин президент, я искренне сожалею, что не смогу
завтра быть в Кремле на приеме. Я вспомнил, что у меня есть срочное личное
дело... дети, знаете ли, растут быстро! А с ними растут и проблемы. Я здесь,
они там... Словом, я сегодня вечером вылетаю к себе на родину, улажу семейные
дела, тут же вернусь.
Кречет кивнул, они прекрасно понимали друг друга.
– Поклон вашему гарему, – сказал Кречет на
прощание.
Посол в шутливом отчаянии развел руками:
– Господин президент!.. Не наступайте на больную
мозоль. Коран разрешает иметь четыре жены... не сотни, как многие считают в
Европе, но разрешение не есть предписание!.. Я бы обеими руками «за», но моя
жена, с которой прожил уже двадцать девять лет, почему-то против!
После его ухода Кречет быстро встал, толкнул дверь в мою
комнатку:
– Не заснули?
Я чувствовал, как мои губы вздрагивают:
– Да, с этим заснешь...
– Страшновато?
– Еще как!
– Каков прогноз?
– Трудно сказать сразу...
– Но все же?
– Он сегодня же будет в Эль-Риаде, – сказал я медленно.
Перед глазами встало сияющее лицо, расширенные глаза посла. – Ни факсу, ни
шифровкам такое не доверит. Слово дал, так что расскажет только султану,
вероятно, уговорив того не приглашать на совет членов семьи. Семья там – не
жены и тещи, а две сотни принцев, которые занимают в стране все должности.
– Знаю, – нетерпеливо отмахнулся Кречет. –
Что ответит султан?
– Это лучше спросить астрологов... Молчу-молчу! Я их
сам бы перевешал. Султан, понятно, тут же захочет каким-то образом выразить
свою радость. Обычай делать дорогие подарки пришел с Востока, скупой Запад
перенял его с большим скрипом и очень нескоро... А так как Саудовская Аравия,
как и все арабские страны, не сидит в долгах по уши... напротив, сами
одалживают, причем, не столько из-за высокого процента, а сколько из личной
симпатии, уважения, почтения, благодарности...
– Перестань перечислять достоинства, которые мы
потеряли, – прервал он нетерпеливо, сам не заметив, как перешел на «ты», а
я, который всегда ревниво следил, чтобы мне не тыкали, решил пропустить мимо
ушей, Кречета трясет нервная лихорадка, глаза выпучились, как у морского рака.
– Словом, султан, скорее всего, предложит выстроить в
Москве в любом месте, которое мы укажем, самую красивую мечеть Европы. И самую
дорогую.
– Гм...
– А что?
– Да так, ничего. Продолжайте, Виктор Александрович.
– Это лично от султана, – сказал я, – либо от
верховного имама. Ну, а через недельку-другую... Нет, это не Европа, они
среагируют раньше, к вам на прием попросится их посол...
– Посол?
– Ну, не сразу же направлять к вам своего министра
финансов?
Кречет наконец откинулся на спинку кресла. Лицо
расслабилось, он шумно выдохнул воздух. Пальцы, застывшие на пустой чашке,
медленно опустились на скатерть.
Я наблюдал за ним из-под приспущенных век. Президент все же
не выглядит на самом деле настолько крутым и жестким, какой нужен такой стране,
да еще для такого крутого поворота. Нужен дикарь, свирепый и безапелляционный.
Чтобы мог при случае и войска вывести на улицу: плевать на мировое содружество!
На самом деле так оно само называет себя, другие же страны, тот же огромный
исламский мир, называют это мировое содружество другим словом, более точным.
Главное, чтобы Кречет успел сделать. А потом оценки могут разойтись. При
постройке Петербурга погибло в болотах народу в десятки раз больше, чем на
Волго-Доне, Петр Великий истребил половину населения страны, но недобрым словом
поминают только сталинские стройки. Правда, Беломорканал, как и Волго-Дон не
засыпали, пользуются. А Петербургу даже вернули прежнее название.
Глава 26
Обед нам подали в кабинет, Кречет не хотел терять времени на
хождение в столовую, а я с мурашками по спине понял, что теперь меня невзлюбят
даже те, кто относился нейтрально. Даже вид сказочно пахнущих куропаток,
зажаренных в своем соку, улучшил настроение слабо.
Правда, когда я потыкал вилкой хрустящую корочку, она
послушно лопалась, выпуская струйки пряного запаха, то в желудке квакнуло и
запрыгало совсем как Хрюка, что видит на краю стола кусочек жареной печенки.
Кречет ел быстро, мелкие косточки хрустели на крепких зубах,
успевал поливать соусом из аджики и чеснока, потому, наверное, и не целуется с
послами, говорил напористо:
– Издавна была формулировка для русского государства:
самодержавие, православие, народность. На что уж казались незыблемыми, но
сумели же в семнадцатом отказаться от самодержавия? И ничего... Наоборот,
именно тогда взросло могучее объединение под названием Советский Союз. Права
людей нарушались – да, но другие страны уважали и побаивались. Что от самодержавия
избавились не зря, это и по другим видно, в других странах уже ни царей, ни
королей, кое-где только остались, но это так, для цирка... А что наши
монархисты великих князей привозят, в задницы их... не за столом будь сказано,
целуют, так это тоже цирк... Так же пора пересмотреть и с православием.
