Кэт пошла проведать Дебби перед уходом еще раз. Та спала на боку, свернувшись калачиком, и дышала совсем ровно. Ее веки все еще были опухшими, но отек на лице уже спадал. Антигистаминные, как всегда, творили чудеса. Легко можно было понять, почему девушка решила, что ее коже нужно нечто радикальное: акне усыпало все ее лицо и шею, местами были заметны воспаления. Но почему она решила обратиться к какому-то потенциально опасному сумасшедшему хиппи из Старли, консультация у которого наверняка стоила кучу денег, когда она могла просто получить рецепт у Кэт, которая выписала бы ей курс антибиотиков от акне, и, раз уж она безработная, не заплатить за это ни копейки?
Пока Кэт ехала по пустым ночным улицам Лаффертона, она решила, что обязательно поговорит с коллегами о человеке, который называет себя Дава.
Четырнадцать
Фрея Грэффхам не ходила в церковь, но в один из своих первых свободных вечеров в Лаффертоне она отправилась в собор, потому что там давали «Мессию» Генделя. Она исполняла в нем альтовую партию столько раз, что и не припомнить, – начиная со школьных лет, когда она пела еще много чего другого, и заканчивая представлениями на настоящей оперной сцене. Но в какой-то момент Дон объявил, что он против всего этого, и, в очередной попытке сделать ему приятное и умилостивить его, она ушла из своего хора в Илинге и из любительского оперного кружка. Дон не умел петь, не любил музыку, отказывался даже заходить в церковь и на дух не переносил все, чем Фрея могла заниматься вне дома и без него. Она перестала играть в теннис и бадминтон, в которых была так хороша; единственный спорт, которым ей позволено было заниматься, было плавание, потому что Дон был пловцом. Он, тем не менее, дважды в год отправлялся кататься на лыжах без нее. Она однажды поехала с ним в Швейцарию и сломала лодыжку. После этого Дон просто стал ездить кататься со своими друзьями. Ни у кого никогда не возникало даже мысли о том, что он мог бы от этого отказаться.
Когда она сидела в церкви Святого Михаила, наслаждаясь мощными хоралами Генделя, она на секунду задумалась даже не о том, как она вообще могла выйти замуж за Дона Бэллинджера, но скорее о том, как ей удалось перенести и полдюжины вечеров рядом с ним на людях. На протяжении всего их брака ее не покидало чувство, будто она исчезает, ее личные вкусы и предпочтения разъедал яд его неодобрения, а ее личность не могла найти никакого выражения за пределами работы.
Она все еще не могла привыкнуть к тому, что свободна. Сидя в этом величественном здании и слушая музыку, которую она так хороша знала, она в очередной раз поняла, что не должна больше испытывать вину, не должна выдумывать оправдания или врать, возвращаясь домой, и что теперь она в ответе только перед самой собой.
Всякий дол да наполнится…
Ей хотелось присоединиться. Она знала каждую ноту, каждое форте и пианиссимо, каждую партию альта, каждую библейскую строку.
Собор был полон, и, несмотря на то что Фрея никого не узнавала, она чувствовала себя как дома и совершенно на своем месте, будто прожила здесь уже десять лет. Лондон, ее брак, столичная полиция постепенно исчезали из ее памяти, будто улыбка Чеширского Кота.
В программке она нашла информацию о хористах собора Святого Михаила, которые заменяли профессиональных солистов, и адрес секретариата, где проводились прослушивания. Когда она пришла домой, она зажгла огонь – одним из принципиальных моментов во время поиска нового жилья было наличие настоящего камина. Она слишком долго жила в доме с экономически целесообразным, казенным, бездушным центральным отоплением, скрытым под полом. Камин был маленьким, но хорошо тянул, так что щепки и небольшие поленья занимались всего за несколько минут. Она вставила диск с «Мессией» в плеер, налила себе бокал «Сансера» и, прежде чем вернуться к книге, которую сейчас читала, оставила заявку на следующее прослушивание в хор Святого Михаила.
– Ты счастлива, – сказала она вслух сама себе. – Ты счастлива!
Прослушивание проводилось через неделю после Рождества в церковном зале. Кроме нее пришли еще четыре человека, и ее с двумя другими, мужчиной и пожилой женщиной, приняли.
Фрея понимала, что давно не практиковалась и ее голос звучал несколько грубовато, еще и после перенесенной простуды. Прослушивание оказалось непростым – стандарты в соборе Святого Михаила были высокие, – но в тот момент, когда она в унисон с пианино взяла первую ноту, она почувствовала, будто взлетает к сводам собора, радостно и беззаботно, словно птица. Она скучала по пению гораздо сильнее, чем думала.
Перед тем как они разошлись тем же вечером, хормейстер рассказал им о планах на грядущий сезон, который длился до конца июня. Предполагалось, что они будут петь «Военный реквием» Бриттена здесь, в соборе, в мае, а перед этим примут участие в большом пасхальном концерте с Мессой си минор Баха, которую исполнят вместе с хорами со всего округа в Бевхэме. Фрея была на седьмом небе. Баха она знала прекрасно, а Бриттена мечтала спеть уже очень давно.
– Кстати, через пару недель планируется небольшая вечеринка для хора. Мы всегда приветствуем помощь от новеньких – а то вы знаете, как это бывает: все ложится на плечи старожилов, так что если вы можете предложить свои услуги…
Фрея вызвалась добровольцем, поскольку работа ей это позволяла, и пополнила ряды участников хора, которые будут отвечать за угощения. Она была не бог весть каким кулинаром, но никогда не упускала случая испечь пудинг.
Она ехала домой, подпевая своему плееру, из которого доносилась Месса си минор. Ей нравился ее новый дом; с самого начала работы в лаффертонской полиции она наткнулась на такое дело, за какие всегда любила браться; у нее снова была ее музыка; и теперь даже ее социальная жизнь, кажется, начинала приобретать какие-то очертания.
Она попробовала позвонить по тем номерам, которые ей дал хормейстер, Алан Фентон, но ни по одному из них ей никто не ответил и даже не сработал автоответчик. Но она не собиралась сдаваться. Пока она рылась в еще не разобранных коробках в поисках своих кулинарных книг, на ее лице неожиданно появилась озорная улыбка:
– Кусай локти, Дон Бэллинджер.
Чуть-чуть не дожидаясь десяти вечера, она решила обзвонить номера снова.
– Да, – раздался раздраженный голос пожилого мужчины.
– Здравствуйте, меня зовут Фрея Грэффхам, мне дал этот номер хормейстер из хора Святого Михаила…
– Вам нужна моя жена.
Еще один супруг, который считает, что чем дальше он держится от интересов и занятий своей жены, тем лучше.
– Мэриэл слушает.
Фрея только начала объяснять, зачем она звонит, как ее оборвал восторженный возглас:
– Вы что, правда хотите помочь? Вы святая!
– Я сегодня только прошла прослушивание, но все же нам успели прочесть лекцию о том, как все ложится на одни и те же плечи и как отчаянно нужны волонтеры.
– Старый добрый Алан.
