Он стоит в дверях открытой подсобки, лениво прислонившись к косяку, потом достает из нагрудного кармана пиджака кусочек какой-то ткани. Помахивает этим лоскутком, и я с ужасом понимаю, что это мои трусики, те трусики, что я забыла в гостинице.
Не понимаю, как он меня нашел.
Но еще большее непонимание вызывает то, что происходит спустя пару секунд.
— Ну, здравствуй, — улыбается мужчина и озвучивает фразу из моего ночного кошмара. — Маша… Маша-растеряша.
ГЛАВА 25
У меня такое чувство, что время остановилось, потому что я не могу перестать смотреть на улыбку хищника, не могу перестать жадно втягивать запах грейпфрута и хвои. Властный запах ненавязчиво обволакивает меня с такой силой, будто я случайно раздавила каблуком ароматические масла.
Не верится, что мужчина, которого вижу — не сон. И только когда стальные глаза на секунду скрываются за черными ресницами, я начинаю осознавать, что это реальность.
Расслабленная поза мужчины вводит меня в заблуждение, и когда я думаю, что с легкостью выхвачу потерянную часть своего гардероба, Влад просто поднимает вверх правую руку, а левой обнимает меня за талию и притягивает к себе.
Мне казалось, что было жарко до этого?
Я ошибалась.
Сейчас в спину словно ударяет поток огненной лавы, и я едва переношу эту горячую боль, которая поднимается по позвоночнику вместе с пальцами мужчины, чтобы сомкнуться раскаленным обручем на моей шее.
Он молча изучает взглядом мое лицо, словно надеется там что-то увидеть. Я пытаюсь повернуть голову, и не могу — пальцы не сжимают, но мягко не позволяют мне этого.
Единственное, что удается — поднять голову, чтобы увидеть его лицо. Пытаюсь понять, какие эмоции овладевают им: отвращение, злость или разочарование? И не могу. Он закрыт, и даже улыбка — часть его маски из льда.
Это жутко неудобно, но я делаю шаг назад. Я знаю, что мне это удается лишь потому, что он меня отпускает: скользя пальцами вдоль ключиц, убирает руку и ловко прячет мои трусики в карман брюк.
Вижу по взгляду — и здесь он меня просчитал: из нагрудного кармана я бы попыталась их вытянуть, а туда не полезу. Слишком интимно, слишком рискованно.
— Как ты меня нашел? — выдавливаю с трудом из горла, по которому словно проехались наждачной бумагой.
— Отлично, — склонив голову, комментирует Влад, — значит на «ты» мы уже перешли. А то я, к сожалению, отключился раньше, чем это понял.
Я пытаюсь не выдать волнения и легкого страха, которые бьют по нервам, заставляют съеживаться улиткой. Не хочу, чтобы он знал, с каким трудом мне удается держать плечи и спину прямыми и не рухнуть подкошенной ланью у его черных ботинок.
Он снова протягивает ко мне руку — не прикасаясь, ладонью вверх, и в какой-то момент я думаю, что он все же увидел насколько мне плохо. Но следующие слова это опровергают.
— Думаю, — говорит он спокойно, — ты согласишься, что как минимум нам надо поговорить.
— А как максимум?
На его губах опять мелькает улыбка, и тут же прячется после его ответа, понимая, что это несовместимо.
— Как максимум, моя дорогая, надеюсь, ты понимаешь, чем обернулась для меня твоя выходка.
— Полуминетом?
Серые глаза чуть прищуриваются, на какой-то миг кажется, что улыбка с губ переместилась туда, но если и так, она тонет под серыми глыбами.
— Не преувеличивай, ты только начала, до половины процесса дойти не успела. Кстати…
Он делает шаг и снова оказывается слишком близко ко мне, настолько близко, что голова кружится от этой близости и от его запаха. Мои пальцы начинают дрожать, желая прикоснуться к пульсу на его шее и проверить — так ли он зашкаливает, как у меня, или мне только кажется.
— Первый урок не закончен, Мария, — Влад считывает меня словно книгу, но в отличие от меня дает волю своим желаниям, и опять прикасается к моей шее.
Пока я задаюсь вопросом: не является ли такая настойчивость желанием меня придушить, он проводит по шее прохладными пальцами, и я невольно тянусь за этой прохладой и едва удерживаю себя от того, чтобы не попросить его прижать ладонь к моему горячему лбу.
Поймав себя на этих мыслях, отворачиваю голову, бросаю взгляд вниз, бездумно наблюдая за тем, как наполняется галерея посетителями и как художник тщетно удерживает разговорами Костю у моей фотографии.
— Мария… — возвращает меня в свою реальность мужчина.
Влад пальцем поворачивает мою голову, приподнимает мой подбородок, чтобы смотрела ему в глаза. А сам смотрит на мои губы, долго смотрит, и все-таки дожидается, когда я машинально облизываю их. Только потому, что они пересохли, и наждачка в горле, кажется, увеличивается в размерах. Только поэтому. Сглатываю, заметив, как стремительно темнеют глаза мужчины и выпаливаю, чтобы все это поскорее закончилось:
— Чего ты хочешь, Влад?
— Того же, чего и ты, — сообщает он тем же убийственно спокойным тоном. — Ты выставила свой счет — и я по нему заплатил. Теперь я выставлю тебе свой.
Бросаю взгляд на его запястье и, даже не разбираясь в часах, понимаю, что это другие. И тоже не из Китая.
Нет, за такие я точно не расплачусь. Это надо работать не помощником нотариуса, а как минимум мэром нашего города.
Мелькает безумная мысль: а вдруг те часы еще никто не забрал! И, конечно, я понимаю, что это нереально, я слишком долго болела и медлила, и все-таки я хватаюсь за эту соломинку.
— Я знаю, где твои прежние часы!
— Я тоже, — невозмутимо соглашается Влад. — Но ты ведь не думаешь, что я смогу их теперь носить?
— И где же они?! — проверяю.
— В ломбарде.
Значит, действительно знает, где они находились. Не знаю, как он нашел их. Наверное, так же, как и меня. Представить, что теперь он наденет те часы на запястье не просто не получается — меня выворачивает при одной мысли об этом.
— То есть, ты что-то за них получил, — заключаю я, не желая принимать поражения. — Значит, стоимость часов в счет не входит!
У него на секунду становится непередаваемый взгляд — как будто он старается не расхохотаться. Это пустое предположение, потому что я ни разу не видела, как он смеется — лишь раз только слышала, но стояла спиной. Эта догадка просто на уровне ощущений.
— Часы, выкуп своих собственных снимков, — перечисляет мужчина и сокрушенно вздыхает. — Никогда не думал, что мои фотографии так высоко ценятся. С журналами было проще — за это платили мне. Правда, мне объяснили, что здесь не портретная съемка, задействовано много людей, а это труд как-никак. И самое главное — здесь я позирую в таком востребованном нынче эротическом стиле.
Он говорит на полном серьезе, а я пытаюсь не рассмеяться. Даже палец прикусываю, чтобы не выдать себя. Неуместная реакция во время торгов за свое светлое будущее.
