— Не подумываю, — отрезает Костя. — Я уже решил, что мы поженимся.
— Идиот, — слышится вздох. — Я понимаю, на что ты запал. Фигура без шансов на исправление, но за грудь можно подергать, а ее большой рот… Такой рот не целуют, такой рот жестко трахают.
В столовой слышится какая-то возня, и это позволяет мне уйти незамеченной. Ноги несут не в гостиную, где сидит Алина — не хочу, чтобы она поняла, в каком ужасном я состоянии. Иду к двери, мне хочется выйти на улицу, в снег, хочется вдохнуть свежего воздуха, хочется просто куда-то уйти. Я даже не задумываюсь о том, чтобы переобуться и найти свой пуховик.
Я уже распахиваю дверь, когда мне на плечи опускается что-то теплое. Недоуменно обернувшись, вижу Петра, и понимаю, что он принес мой пуховик, на полу стоят и мои ботинки.
— Оденьтесь, — говорит отстраненно он, — обида — не повод замерзнуть.
Значит, он слышал.
Щеки полыхают огнем, и чтобы успокоиться, я отвлекаюсь на обувь, одежду, долго не могу попасть бегунком в молнию, но все же застегиваю.
— У Влада с Костей сложные отношения. Они только пытаются их наладить, — доносится вслед.
Но я выхожу, не оглядываясь.
Разве сложные отношения — повод испортить их кому-то другому? Самое лучшее, что можно сделать — это немедля уехать. Я просто не выдержу здесь. Меня трусит от обиды и разочарования, и еще от понимая того, что Влад прав. Да, я могла быть стройнее, будь у меня достаточно силы воли, а так…
— Маш! — обнимают меня сзади сильные руки, разворачивают и заставляют посмотреть в лицо мужчины, который смотрит на меня с обожанием, не просто скользя взглядом, а лаская, отогревая им. — Я когда-нибудь говорил, что у тебя самые красивые в мире глаза?
Качаю головой, борюсь с подступающими слезами и таю снежинкой от сладости поцелуев.
— Я от них без ума. Я их узнаю из тысячи. Вот поставят передо мной тысячу красивых девчонок с закрытыми лицами, и я легко узнаю, где ты. Просто потому… что у меня от малахитовой зелени твоих глаз сносит крышу, ни о чем не могу думать, когда ты так смотришь… Пожалуйста, смотри на меня всегда.
— А как же сон? — обнимаю его, растворяюсь в его нежности.
— Смотри на меня даже во сне, — шепчет мне Костя, а потом поднимает мое лицо и долго целует.
На глазах у Кирилла, на глазах у Алины, которая тоже решила выйти на улицу. И на глазах у брата, который выносит мясо.
Губы Костика еще теплые, не успели поддаться морозу, и я с удовольствием впитываю их теплоту, жарюсь от взгляда мужчины настолько, что готова снять пуховик и стоять на снегу босиком.
Выныриваю из нежного плена только тогда, когда позади нас проезжает машина. Обернувшись, вижу, как выезжает из ворот черный джип. Костика? Нет, номера совершенно другие, хотя машины один в один. И вдруг, по тому, насколько свободней и проще становится мне дышать, понимаю, что это уехал Влад.
Значит, в чем-то их вкусы действительно совпадают. Но почему камнем преткновения стала именно я? Может, Алина права и Влад действительно голубой? И не только предпочитает мужчин, а ненавидит всех женщин?
Лучше бы, конечно, все оказалось именно так, но увы…
ГЛАВА 5
На шашлыки собирается вся компания, кроме Влада. Костя только отмахивается от вопросов друзей — объясняет, что у брата много работы, сеть фитнес-клубов, ночных клубов, так что где-нибудь там и поест.
Алина, впрочем, хочет произвести впечатление и отставляет несколько шампуров для хозяина дома. Кирилл лишь хмыкает, замечая эту уловку. День проходит весело и отвлекает меня от грустных мыслей. К тому же, со слов Кости я понимаю, что Влад будет часто отсутствовать, если не постоянно.
Кстати, Кирилл, как и Костя — просто душа компании. Много рассказывает забавных случаев — про рыбалку, охоту, и тут же собирается группа желающих опробовать все и немедленно, тем более что места позволяют.
Эти шашлыки нас сближают — замечательное чувство, когда тебя не считают недостойной, изгоем. Мы долго пробыли на свежем воздухе, и, едва вечереет, все с удовольствием возвращаются в дом, чтобы посидеть с бокалом вина или стаканчиком коньяка у камина.
Я задерживаюсь на крыльце, поднимаю голову вверх и любуюсь снегом, который все усевает щедрыми хлопьями. Мне не холодно, наверное, потому, что сзади меня обнимает Костя — я чувствую его горячие руки даже через свой пуховик. Он терпеть не может перчатки, я тоже прячу ладони в карманах.
— Машка… — шепчет он, скользя губами по моему уху, вздыхает и повторяет: — Машка…
Я срываюсь с места, сбегаю с крыльца, леплю снежок и запускаю в него. И хохочу, когда, ударившись о дубленку, вниз летит белая россыпь. Естественно, мне тут же решаются мстить, вот только месть не холодная, а горячая, и не из снега, а и из поцелуев, которыми покрывают мое лицо, шею, глаза.
Мы целуемся так увлеченно, как будто долго не виделись и спешили друг к другу, как будто нет в мире ничего, кроме этих поцелуев. Дыхание Кости становится рваным, открыв глаза, я понимаю, что на меня смотрит голодная ночь, и немного пугаюсь.
— Не бойся, — мужчина к чему-то меня прижимает и тянет молнию пуховика вниз, а сам прижимается ближе.
Его дубленка уже расстегнута, блейзер тонкий, руки проворные, и теперь меня обдает жаром практически со всех сторон. Из дома слышится смех, я дергаю головой, но Костя лишь усмехается.
— Никто нас не видит.
И, наверное, правда, никто — сверху нависают пушистые ветки, а освещение у дома в отсутствие хозяина никто не включил.
— Не бойся, — шепчет Костя, наблюдая за тем, как дрожат у меня ресницы, и запускает руки под свитер, а сам прижимается пахом и пытается вжаться в меня.
Делает несколько движений, разочарованно выдыхает, потом расстегивает пуговицу своих брюк, звенит молнией и снова ко мне прижимается. Даже через мои джинсы я чувствую его жар.
— Маш, только не бойся, — уговаривает он, берет мою ладонь, греет своим дыханием и опускает ее вниз, заставляя прикоснуться к себе.
Внимательно наблюдает за реакцией — не противно ли. Я пытаюсь понять, что чувствую, и позволяю ему и дальше управлять моей ладонью. Обхватываю его через боксеры, сжимаю — вроде бы так должно нравиться, но вижу, как вздрагивают его плечи.
— Это придатки, — поясняет он, — надо чуть выше и не сжимать, а скользить.
Я понимаю, почему он выбрал этот момент. Мы оба расслаблены, и здесь мне не страшно. Я точно знаю, что первый раз не будет у дерева. Это просто… просто прелюдия, просто чтобы я привыкла к нему и подготовилась к тому, что случится между нами. Возможно, даже сегодня.
Мне кажется, он не дышит, пока я медлю, и возвращается к жизни, только когда я начинаю делать, как он говорил. Через ткань это просто, слишком просто, и я сама поддеваю пальцем резинку боксеров, чтобы прикоснуться к обнаженной коже мужчины.
