Он с трудом втягивает в себя воздух и, кажется, с трудом держится, чтобы не свалиться передо мной на колени. Я начинаю втягиваться, получать удовольствие от взгляда, который не отпускает меня, от встречных движений Кости и от того, как опаляет его дыхание мое лицо.
Его дыхание — глубже, чем поцелуи, интимней. А то, с какой нежностью за мной наблюдают, срывает невидимые барьеры. Мне самой хочется большего, самой хочется понять, что я почувствую, когда этот горячий член окажется у меня внутри. И от сожаления, что этого не случится в эту секунду, когда я почти готова, вырывается разочарованный стон.
Рука Кости тут же перестает выводить узоры по моему животу и опускается вниз, между бедер, но через джинсы, потому что мне будет холодно. Такая забота, даже в момент, когда его должна интересовать лишь разрядка, настолько трогает, что я набрасываюсь на его губы, сминаю их, а потом с удовольствием позволяю себе отомстить.
Танцуют, сплетаясь, языки, ликуют, вкусив свободы, руки, движения бедер Кости становятся резче, я чувствую влагу на его члене, и понимаю, что еще немного, еще чуть-чуть, и…
И в этот момент нас обоих освещает яркий свет, слишком яркий, который хочется выключить, но нельзя. Потому что это фары машины, которая въезжает во двор. От понимания того, кто приехал и кто мог увидеть то, чем мы занимаемся, я каменею.
— Маш, — Костя берет в ладони мое лицо и целует в безвольные губы, — то, что происходит между нами, правильно и нормально. Никто не имеет права судить нас. Слышишь меня?
Я киваю.
Костя быстро приводит в порядок свою и мою одежду, и отвлекается на зов брата, который просит помочь что-то занести ему в дом. Пока мой парень подхватывает какой-то ящик, я отталкиваюсь от дерева и пытаюсь проскользнуть в дом вместе с ним. Самое трудное — это пройти мимо Влада, который стоит у машины, но мне это почти удается, когда в спину бросается комок желчи:
— Начала понимать, что выгодный куш ускользает? Умная девочка.
Меня резко разворачивает, словно кто-то невидимый дал пинка, а потом заставил приблизиться к Владу.
— У вас, видимо, нет своей личной жизни, — стараюсь, чтобы голос не дрожал от раздражения, но не получается, он выдает меня с головой. — Поэтому и вы суете свой нос в чужую!
— Дорогая моя, — впервые вижу на губах этого мужчины усмешку, он делает несколько шагов, чтобы нависать надо мной, подавлять меня, заставить поднять голову и зрительно увидеть его превосходство. — Это у тебя нет никакой личной жизни. И у моего брата из-за тебя ее нет.
Я только собираюсь ему возразить, когда слышу еще более едкое:
— Когда взрослый двадцати пятилетний мужчина несколько месяцев дрочит в ванной — это не личная жизнь.
Какое-то время я просто смотрю на него, просто смотрю и прилагаю усилия, чтобы не дать ему пощечину. А потом с удивлением слышу свой голос:
— За что вы меня ненавидите?
— Это не ненависть, — следует спокойное пояснение, — но любить тебя не за что.
Я прикладываю ладони к щекам — они так горят, как будто пощечина все же была, вот только удар прошел мимо Влада.
Не за что любить… не за что… а, может, и правда? Но я отгоняю эти мысли — этот человек для меня не авторитет, он по сути никто.
— Так, хватит с меня вашего гостеприимства, — решаю я. — В следующий раз лучше уж вы к нам. Я отплачу той же монетой.
— К вам? — хватается за одно слово Влад. — Может, уже и цвет штор подобрала? Спешишь, дорогая.
— Спешу, — усмехаюсь в ответ, разворачиваюсь и иду к дому с единственной целью — попросить Костю немедленно уехать отсюда.
— Санки у нас в гараже, если что, — раздается мне вслед.
Не оборачиваясь, поднимаю вверх правую руку и демонстрирую умнику всего один палец.
Я почти ожидаю, что он разразится тирадой, что хорошие девочки таких жестов даже не знают, а значит все, что он сказал и думает обо мне — святая правда, и ничего кроме правды. Но к своему удивлению, слышу смех.
— Сумасшедший, — бросаю веселящемуся мужчине и захожу в дом.
Вся компания расслабленно сидит в гостиной, сбоку трещит настоящий огромный камин, поэтому кто расположился на диванах, а кто на полу, на теплом паркете.
На столике в стороне уже три пустые бутылки, остатки сырной и фруктовой нарезок. Теперь понятно, почему Алина смеется над шуткой Кирилла. Николя и Рома тоже улыбаются, слушая очередную веселую байку из жизни незадачливого охотника. Костя вскрывает еще одну бутылку коньяка, обновляет у всех в бокалах и, посмеиваясь, делает первый глоток.
Ничего, один глоток — это не страшно, он спокойно сядет за руль и я, наконец-то уеду из этого дома.
— Идите к нам! — слышу призывный возглас подруги.
Так, понятно, у кого-то уже двоится в глазах.
Но прежде чем я успеваю намекнуть ей о том, что с коньяком надо сделать небольшой перерыв, у меня над ухом раздается ненавистный голос Влада:
— На дорогах снежные горы, — в каждом слове едва ощутимо сквозит та же насмешка. — Я еле добрался обратно. Так что… боюсь, некоторые планы могут сорваться.
Рома тут же разочарованно стонет, что вот, первый раз хотел выбраться на охоту, прочувствовать, какое на вкус мясо ценой его обмороженных ног. Алина театрально вздыхает, жалея мальчика. Костя пожимает плечами — нет, так нет. Кирилл продумывает новые планы на завтра, с учетом погоды и сетует, что теперь и пицца, которую они ждут уже час, вряд ли приедет. И только Николя не реагирует совершенно никак. Просто смотрит.
На меня и на Влада. Как будто догадывается, что эта фраза была сказана лишь для меня.
А Влад так и стоит позади меня.
Не думая уходить или отодвигаться.
И я не только ощущаю его дыхание на своей шее, но слышу, как размеренно стучит его сердце. И чувствую, какой он горячий, просто безумно горячий.
Чтобы разлепить нашу композицию и не испортить никому настроения, я придумываю удачный предлог: вызываюсь сделать пиццу и тут же спешу воплотить обещание в жизнь.
Костя с бокалом следует за мной в кухню, которая располагается рядом со столовой, достает по моей указке необходимые продукты. Вымыв руки, я занимаюсь тестом, и так, болтая ни о чем, увлекаюсь. Мне нравится готовить, когда для этого есть все условия и такой помощник. Тем более что меня от восторга такими талантами периодически целуют в щеку и нос.
Алина проносится мимо нас, теснит Костю, и вскоре из микроволновки доносится запах шашлыков. Счастливая, она уносится с блюдом, а вскоре возвращается без настроения и громко ставит тарелку на стол рядом с моим тестом. Полную тарелку.
— Сказал, что во всем предпочитает свежак, — зло цедит она.
— И что ты расстраиваешься? — утешаю ее. — Пусть и дальше сидит голодным.
