И вот весна 1990 года, утро, мы — друзья, знакомые, коллеги — несемся на Московский вокзал. Приезжает Юлиан Панич! Семнадцать лет мы не виделись, семнадцать лет не шли его картины. Поезд медленно подходит к перрону, и из вагона выходит тот же Юля, трогательно нас всех обнимает, как будто не было этих долгих лет разлуки!
Леонид Давыдович Луков
Этого большого, толстого, шумного человека с добрыми карими глазами я часто видела в павильоне студии имени Горького, где снималась картина «Княжна Мери». Я играла роль Веры. Он приходил, стоял, смотрел, как снимается тот или иной эпизод, где я была занята, и уходил.
Однажды меня пригласили на беседу с режиссером Леонидом Давыдовичем Луковым. Я вошла в его кабинет и увидела человека, так часто приходившего на съемку «Княжны Мери». Леонид Давыдович предложил мне сниматься в его картине, сценарий которой еще писался им и его соавтором Я. В. Смоляком. Конечно, мне, начинающей киноактрисе, было лестно получить такое предложение, и я попросила, как только сценарий будет готов, дать мне его почитать.
Рабочее название сценария было «Знакомые судьбы». Прочитав его, я была уверена, что мне поручат роль Сони, второй положительной героини, но… меня планировали пробовать на роль Тани, девушки с мерзким, отрицательным характером, и, несмотря на это, я не смогла отказаться. Героиню с таким характером я никогда не играла, это было для меня неожиданно, ново и очень захотелось попробовать себя в совершенно для меня не свойственной роли. Да и потом, такой режиссер, такие актеры — О. Жизнева, Л. Свердлин, С. Филиппов, В. Санаев; мои партнеры уже тогда были известными актерами.
Л. Д. Луков был режиссер с необыкновенной биографией. В ранней юности его очень привлекало кино, и первые шаги он сделал в качестве помощника киномеханика в Мариуполе. Ради кино он готов был на любые жертвы, и один из эпизодов его жизни это подтверждает. У него была очень густая шевелюра, и шеф, если под рукой не оказывалось кисточки для чистки аппаратуры, нередко делал ее из волос Лени, который мужественно это переносил. Это было начало, первое прикосновение к кинематографу, а дальше он сам пишет сценарий и ставит первую картину «Я люблю». Фильм не прошел незамеченным, и для молодого Лукова началась трудная, неспокойная, но очень насыщенная и интересная жизнь кинорежиссера.
Были удачи, были падения, но ясно было, что родился интересный, смелый режиссер. Картины «Александр Пархоменко», «Два бойца», «Большая жизнь» уже давали право зачислить Лукова в число незаурядных кинорежиссеров. Да, у него не было высшего кинообразования, да, он бывал и груб, и резок, но он был прямолинеен и резал правду-матку в глаза, будь то министр или случайно попавшийся под руку актер. Конечно, это не всем нравилось, но эти качества не мешали Л. Д. Лукову делать хорошие картины. Многие рафинированные, изысканные, сильно эрудированные, маститые режиссеры не принимали его творчество.
Я часто думаю, почему сейчас фамилию Лукова почти не вспоминают? Очень жаль. Работать с ним было интересно. Он приходил на съемку всегда подготовленным, точно знал, откуда, с какой точки и каким планом будет сниматься данная сцена. А ведь сейчас этого почти нет. Зачастую режиссер приходит на съемку и начинает импровизировать: отсюда снимать или оттуда?
За картину «Разные судьбы» Лукова ругали — за мелкотемье, за обилие сюжетных линий, втиснутых в одну серию. А вот сейчас я думаю, что в этом, наверное, и был секрет успеха этой картины, ведь каждый сидящий в зрительном зале мог найти для себя тему, которая бы его взволновала.
Картина «Разные судьбы» прожила большую, долгую, очень счастливую жизнь на экране. Но в моей актерской карьере она сыграла двоякую роль. С одной стороны, принесла мне невероятную популярность на многие годы, несмотря на отрицательный персонаж, а с другой — после этого фильма мне приклеили ярлык: «она злая», и из-за этого многие роли прошли мимо меня, и я ничего не могла с этим поделать. Какие бы прекрасные пробы ни были, меня не утверждали. Предложения стали поступать все реже и реже. Какой парадокс: казалось бы, успех, популярность, фотографии в каждом киоске, заграница, что тогда было большой редкостью, а сниматься я стала мало. Словно этой ролью, ролью Тани, я исчерпала все свои актерские возможности. А я ведь только начинала свой кинопуть, впереди столько планов, столько ролей. Конечно, они были, и характеры были положительные, и героини милые, добрые («Олеко Дундич», «О моем друге», «Дело № 306», «Невеста» и т. д.), и тем не менее ярлык «она злая» приклеился ко мне на долгие годы и мешал мне страшно.
Театр, театр, театр
Прошло более 15 лет, и после стольких ролей в кино я рискнула изменить кинематографу и уйти в театр. Но ведь это так непросто. В Театре имени Ленинского комсомола, в который я пришла, была самая большая сцена в городе, зал в то время вмещал 1700 человек, и услышать меня должны были зрители в самом последнем ряду. Это ведь не в кино, когда микрофон висит у тебя над головой и шепчи себе на здоровье, все будет слышно. Много, очень много трудностей пришлось преодолевать, и моим первым испытанием был спектакль «Человек со звезды» К. Витлингера, режиссер И. Рассомахин. По сути, он и решил мою судьбу в театре. Порепетировав со мной несколько сцен, Рассомахин пошел к главному режиссеру П. О. Хомскому и сказал: «Эта актриса меня устраивает». И задержалась я в этом театре на много лет. Первые мои гастроли с театром, в котором я только начала работать, были в Перми. Играла я всего один спектакль, «Человек со звезды», времени свободного было много, и я с удовольствием принимала участие в творческих вечерах — выступала перед зрителями города, с которым меня связывали детские воспоминания военных лет. Как я уже рассказывала, Ленинградское хореографическое училище, где я училась, было эвакуировано вместе с Кировским театром в Пермь. Старшеклассников поселили в самом городе, а нас, малышей, сначала поселили в глухом селе, а потом перевели в Новую Курью и разместили по разным дачам на самом берегу Камы, где и жили до отъезда в Ленинград. И вдруг мне дают выступление именно в Нижней Курье. С замиранием сердца взяла я билет на речной трамвайчик. Знакомые берега Камы поплыли мне навстречу, и воспоминания так ярко встали передо мной. Сойдя с трамвайчика, я пошла вдоль берега. Где-то здесь должен протекать родник, в котором мы до судорог в руках в ледяной воде полоскали свое бельишко. А вот и родник, от него ступени ведут вверх по крутому берегу, где стояла наша дача. Поднялась и оказалась прямо около нее, постучалась. Мне навстречу вышли люди, которые там жили. Я попросила разрешения войти. Вошла и замерла — какая маленькая комната, как же мы в ней помещались вдесятером!
В памяти встала суровая зима 1942–1943 года. От мороза трещат стволы деревьев, лед на Каме, а мы, кто в чем, ходим в школу. Особенно трудно было с обувью. Вместо валенок нам выдавали ватные пимы с галошами. Мы ходили в школу во вторую смену, а в первую, в помещении этого же класса, занимались местные ребята, и когда мы приходили после них на урок, то в партах всегда находили то несколько вареных картошек, то луковицу, то чеснок. Зная, что мы из блокадного Ленинграда, из интерната, эти славные ребята приносили нам что могли, мы оставляли в партах записки с благодарностью и так знакомились.
