Природным умом своим, присутствием духа и храбростью оказала она важные услуги, обратившие на нее внимание Высоких Союзников. Способ, коим она о себе изъясняется, показывает столь же много нежности чувства, как и тонкости ума, что все еще возвышается истиною и выразительностью лица ея и заставляет невольно принимать живое участие в ея жребии, доселе довольно горестном. Вместе с сим ея правила и нежная любовь к ея детям вселяют к ней искреннее уважение. Она с нетерпением ожидает здесь возвращения Всемилостивейшего Государя императора, которому, равно как и императрице Елизавете Алексеевне, известны храбрость ея и заслуги. Некоторые человеколюбивые особы оказали ей между тем пособие, и издатель сих листов вручил ей из кассы инвалидов 100 руб. Дай Бог, чтобы число благотворителей ея не уменьшилось до совершенного решения судьбы ея».
Прочитав эту статью, я оказалась в тупике. Почему Мануэ? Откуда эта фамилия? Эта ли женщина у меня на портрете? И вот, в подтверждение того, что мы на правильном пути, В. А. Кессених обнаружил дело Луизы Графемус-Мануэ (Графемус — фамилия первого мужа) в Российском государственном военном архиве. Выдержки из него я сейчас и приведу.
«Дело от 19 апреля 1817 г.
Кёльн.
По прошению на Высочайшее имя поданному от вдовы Луизы Графемус о всемилостивейшем воззрении на бедное с детьми ея положение.
Всемилостивейший Государь!
Указом 12-го, прошедшего декабря Ваше Величество объявили между прочим, что правительство в особенности занимается о вдовах и детях, оставленных военными, пожертвовавшими жизнью для блага Отечества, и что печется об их пропитании. Быв матерью двух детей, коих отец, находясь в службе Вашего Величества офицером, был убит в сражении при Монмартре, последовательно могу считать себя уже в числе тех тысяч, кои имеют право на сие благодеяние, но я уповаю, что моими собственными пожертвованиями и личною храбростью я предпочтительно должна надеяться на великодушие Вашего Величества. Подробное описание службы моей в течение кампании 1812, 1813, 1814, 1815 гг. находится в Петербургской газете „Русский инвалид“ в статье „Луиза Мануэ, или Женщина-улан“. Происшествие сие, верно, слишком известно Вашему Величеству, чтоб имела я нужду еще раз обременять новым рассказом, прибавлю лишь к тому, что, как только услыхала я, что Наполеон бежал с острова Эльба, видя Отечество, угрожаемое новыми опасностями, которых не могла перенести, оставила мирное свое жилище, чтобы опять вступить в службу в уланский корпус под командой генерала Бюлова, где в третий раз была ранена под Бель-Алиансом в руку, быв уже награждена за вторую рану железным крестом. От последней же находилась несколько месяцев в госпитале Брюксельском, а с того времени не токмо здоровье мое было расстроено, но лишилась даже совершенно правой руки и не в состоянии уже заниматься женскими рукоделиями, в которых могла считать себя мастерицей. (Вот откуда картинка, шитая бисером. — Т. П.)
Полагаясь на благородство Вашего Величества и упираясь на сии обстоятельства, упадаю к стопам Вашего Величества, умоляя великодушие Ваше о неоставлении Милостивым воззрением на женщину с двумя детьми, пожертвовавшую все отечеству для избавления их от нещастного положения, в коем находятся.
Зная в полной мере правосудие Вашего Величества, не сомневаюсь о принятии моего справедливого прошения и в сей вере честь имею пребыть Вашего Величества всепокорнейшая слуга подписала
ЛУИЗА ГРАФЕМУС
Кёльн. 1817 г. 17 мая».
Далее дело стало обрастать документами и перепиской, которые можно опустить, но хочется упомянуть еще об одном документе — это письмо генерала А. А. Закревского к А. С. Меншикову от 18 ноября 1817 года. Вот фрагмент из него:
«Прошение Луизы Графемус о пожертвовании средств на воспитание детей ея высочайше повелено было препроводить к Статскому советнику Пезаровиусу для исследования, та ли вдова Графемус, которая в минувшую кампанию служила в Прусских войсках и о подвигах коей напечатано было в „Русском инвалиде“.
Статский советник Пезаровиус в исполнение высочайшего повеления доносит, что вдова Луиза Графемус точно та самая, о коей упомянуто было в „Русском инвалиде“, и которая, по свидетельствам ея начальников, служила уланом в корпусе генерала графа Бюлова Денневицкого. Отличилась в разных сражениях, с союзными войсками вступила в Париж.
В 1814 году получила железный крест и прусскую воинскую медаль. В 1815 году покинула мирную жизнь и определилась в службу, при Бель-Алиансе ранена в правую руку и в левую ногу. Имеет чин уланского вахмистра и получает инвалидный пенсион по два талера прусской монеты в месяц.
Из скромности носит обыкновенное женское платье, но имеет с собою и Уланский мундир».
Ну вот я наконец и узнала, за что получила воинские награды эта женщина, которая так серьезно смотрит с портрета, где она изображена в женском платье, а искусно наброшенная шаль скрывает отсутствие правой руки. Теперь, когда я об этом знаю, действительно можно заметить, что складки ткани маскируют отсутствие правой кисти, но раньше это мне никогда не приходило в голову. Последовательно изучая биографию Луизы Графемус-Кессених, я установила, что она вышла замуж за молодого искусного переплетчика Иоганна Кессениха и имела от него троих детей: Николая (моего прадеда), Карла, Елизавету. Но деятельная, кипучая, я бы даже сказала, неуемная натура не дает ей покоя, и она, даже будучи инвалидом, продолжает свою мирную жизнь не менее активно, чем военную.
Хотелось бы рассказать и об этих годах. Тем более что этот период ее жизни может быть интересен не только родственникам, но и специалистам по истории, литературе и быту того времени.
Безусловно, она была личностью незаурядной, сильной. Иначе чем же объяснить, что через несколько поколений мне передались некоторые черты ее характера и даже вкусы. В силу своей профессии мне довелось встретиться с конным спортом. Во время работы над фильмом «Олеко Дундич» приходилось не только ездить, но и объезжать лошадей. Ни малейшего страха я не испытывала, а только радость от захватывающей дух скорости во время езды галопом. Наверное, много дорог было изъезжено молодой девушкой-уланом на лошади, подаренной ей прусской королевой.
Великие писатели обладают одним удивительным свойством. Порой то, что не удается найти в справочниках, можно обнаружить в литературных произведениях. Это свойство можно назвать своеобразной исторической консервацией. Имена людей, упомянутых в бессмертных произведениях, не могут бесследно исчезнуть, они неизменно переходят из одного издания в другое, и некоторые из них со временем даже обрастают примечаниями. Так, в поэме Н. А. Некрасова «Прекрасная партия» есть строки:
Он буйно молодость убил,
Взяв образец в Лавласе,
И рано сердце остудил
У Кессених в танцклассе.
Редактор и автор примечаний К. И. Чуковский счел нужным пояснить: «Содержательница танцкласса Луиза Кессених была одной из петербургских знаменитостей, в молодости она служила в прусском уланском полку, участвовала во многих сражениях и, дослужившись до чина вахмистра, открыла в Петербурге танцкласс». Еще одно упоминание и характеристику танцкласса можно встретить в стихотворном фельетоне Н. А. Некрасова «Новости»:
