«Красный кабачок» был особенно памятен и тем, что Екатерина Алексеевна в критический период своего воцарения провела там вместе с Дашковой одну из бессонных ночей, когда вместе с присягнувшей ей гвардией, в мундире офицера Преображенского полка, выступила из Петербурга, задавшись целью докончить государственный переворот низложением безвольного супруга. Впереди себя она выслала Разумовского с предписанием владелице кабачка очистить верхнюю комнату для ночлежного постоя.
Сделав десятиверстовый маршевый бросок, утомленное войско расположилось на постоялом дворе. Несмотря на белую ночь, окна двухэтажного деревянного «Красного кабачка» светились желтыми огнями. В нижней большой каминной зале все было готово к приему высочайших гостей. Трапезный стол поражал обилием изысканных блюд из произрастающих в местных лесах плодов и ягод: морошковые пирожки, клюквенный морс, бузиновый ром, настоянный на целебных травах. И возвышающийся над всей этой съестной пирамидой паровой пудинг с ананасом, погруженный в медное ведро со взбитыми сливками, украшенный хрустящими вафлями. На обитых персидскими коврами подмостках расположились арфисты. Полковые музыканты грянули туш, и в распахнувшуюся дверь в зал твердым шагом вошла статная молодая женщина с блестящей гвардейской выправкой. Окинув зорким взором зал, она милостиво улыбнулась и села, усадив подле себя преданную Дашкову и других приближенных. Отдав дань застолью и поласкав свое ухо нежными звуками арфы, Екатерина, сославшись на усталость, поднялась по скрипучей лестнице в опочивальню.
Это была небольшая комната, на ломберном столе — медный подсвечник, в алькове — кровать под балдахином, на полу узорный ковер. Все было чисто и пристойно. Не успели они с Дашковой снять отягощавшие их хрупкие плечи тяжелые мундиры, как к ним явился посланный с проверкой в Петербург граф Панин, доложивший новоявленной государыне о благополучном состоянии дел в столице и спокойном сне наследника. Впервые за все это время Екатерина облегченно вздохнула. После чего она, завернувшись в офицерский плащ, легла возле своей подруги, но не сомкнула глаз до утра. Под утро, случайно повернув голову, она увидела широко раскрытые, устремленные на нее глаза княгини. Обе дамы расхохотались: каждая из них была уверена, что другая спит.
В 1840-х годах был период упадка, но в начале 50-х госпожа Кессених восстановила былую славу трактира знаменитыми танцевальными вечерами с прохладительными напитками. Любопытно, что издателем путеводителя «Справочная книга для столичных жителей и приезжих» был Н. Греч — один из редакторов «Северной пчелы». И откуда ему было знать, что не вафлями прославился «Красный кабачок», а тем, что в свое время в нем встречался А. С. Пушкин с А. А. Дельвигом. Из письма Пушкина к жене: «Разве в наше время, когда мы били немцев в „Красном кабачке“, и нам не доставалось, и немцы получали тычки, сложа руки?» В 1833 и 1834 годах М. Ю. Лермонтов останавливался здесь со школой гвардейских подпоручиков и юнкеров по пути в летние лагеря. А двумя годами позже лейб-гусары М. Ю. Лермонтов и А. А. Столыпин верхом прискакали из Царского Села на дачу балерины Е. Е. Пименовой, находившуюся на Петергофском шоссе близ «Красного кабачка». Эта поездка легла в основу поэмы М. Ю. Лермонтова «Монго» (1836).
Что же касается Л. Кессених, то она приобрела «Красный кабачок» в конце 1830-х. Следовательно, встречать там М. Ю. Лермонтова и А. С. Пушкина не могла. Но боевое прошлое не давало покоя Луизе, ее тянуло к служивому народу, который привык собираться зимой в танцклассе, а с начала июня — в «Красном кабачке» у Петергофской дороги, по которой войска двигались в летние лагеря. Она была популярна в военной среде. Эта популярность, очевидно, и является объяснением того, что близко общавшийся с военными в начале 40-х годов Некрасов упомянул Кессених в двух стихотворениях, навсегда увековечив ее имя.
Теперь, когда перед нашими глазами развернулась почти вся жизнь этой женщины, мне захотелось пройти своими ногами по упомянутым местам. Я побывала в Измайловском саду и притронулась к более позднему деревянному зданию, стоявшему на месте танцкласса Кессених. Это вызвало воспоминания, связанные с моим первым знакомством с профессиональной сценой. Здесь, именно на этом месте, я впервые танцевала на сцене, не предполагая, что много десятилетий назад здесь тоже звучала музыка и моя прапрабабушка радушно принимала гостей. Затем прошлась по переулку, где стоит бывшая долговая тюрьма, вышла на Фонтанку и направилась на место «Красного кабачка». Он не сохранился, но место его уточнено — он находился возле Красненького кладбища. Популярность «Красного кабачка» в 1840-х годах была настолько велика, что журналист и драматург Ю. Д. Беляев написал водевиль «Красный кабачок», который ставился в театрах, в том числе и в Александринском. Беляев посвятил свою пьесу Ф. И. Шаляпину, он и был первым исполнителем главной роли.
А не так давно мне позвонили и сообщили, что в Кировском районе, около Нарвских ворот, открыли «Трактир Кессених». Я, конечно, заинтересовалась и посетила это заведение. Выяснилось, что по прошествии веков нашлись люди, в память об улан-девице учредившие «Трактир Кессених». Небольшое, довольно уютное помещение. Владельцы его, муж и жена, даже заказали художнику портрет Луизы, который красуется на стене. Не знаю, что натолкнуло хозяев на мысль дать своему заведению имя Кессених, но приятно было видеть ее имя при входе в кабачок…
Не могу не упомянуть и о домашних легендах и реликвиях. В моей семье долгие годы хранились исторические реликвии, но уж слишком много прошло лет, чтобы они все дожили до наших дней. Так, навсегда утеряны во время эвакуации мундир и шпага Луизы Кессених, черепки чашки, на которой она была изображена в военной форме при всех регалиях. Погиб портрет, написанный маслом, но чудом уцелел портрет Луизы в пожилом возрасте, кстати, сделанный в год ее смерти. Он дал нам возможность познакомиться с ней. Уцелела картинка, шитая бисером, и, что самое главное, уцелели некоторые документы, которые мне очень помогли в поисках.
Живы и домашние легенды. Согласно одной из них, Луиза, узнав, что муж ее на фронте, поехала его искать, нашла умирающим на поле боя, надела его мундир и храбро сражалась с врагом. Другая легенда гласит (со слов моего отца): при награждении героини император спросил о ее желании, на что она ответила: «Единственное мое желание, чтобы меня похоронили над землей». Что и было исполнено. Она была захоронена в цинковом саркофаге, который стоял на больших лапах. До войны мой отец видел этот саркофаг, о чем мне и рассказал. И вот однажды меня пригласили в немецкое общество на презентацию книги некоего Беема. Книга очень примечательная. Автор включил в нее все памятники Волкова кладбища, которые представляли исторический или художественный интерес. Упомянуты в издании даже те надгробия, которые не сохранились, — в архивах ему удалось найти изображения некоторых из них. После встречи я подошла к господину Беему и сказала, что на этом кладбище похоронена моя прапрабабушка, назвала фамилию. Он тут же открыл страницу и показал фотографию склепа Луизы Кессених. Я была потрясена.
При разборе семейных документов после смерти отца я обнаружила пачку перевязанных ленточкой бумаг. Это были бумаги моих предков, свидетельства об их крещениях, свадьбах и похоронах. Среди них я нашла объявление о смерти и похоронах моего прадеда Николая Кессениха, сына Луизы. Документ этот переведен, вот его содержание:
