Но баночку с кремом для рук вряд ли можно считать украшением, и Мистраль, невольно сравнивая свою спальню с комнатой Жанны, решила, что у той было уютнее. На камине стояли фотографии племянников Жанны; перламутровые шкатулки, в которых лежали шляпные булавки; фарфоровый лоток для гребешков, украшенный очень красиво выписанным изречением. На столике около кровати лежал требник; рядом стояла статуэтка св. Антония; четки из слоновой кости и серебра, которые Жанна брала с собой только в день Всех Святых; вышитый очешник, который она получила на Рождество двадцать лет назад. Повсюду в комнате была расставлены нормандские фаянсовые игрушки; вставленные в стеклянный башмачок подушечки для булавок; индийский слон-талисман; везде, где бы Жанна ни была, ее сопровождала вышивка, изображавшая Святое семейство. Не было сомнения, что спальня Жанны всегда будет уютной.
А у нее, подумала Мистраль, нет ничего, чем она могла бы окружить себя. Ей вспомнились долгие годы в школе, когда она так часто и страстно мечтала, чтобы ее любили, чтобы кто-то о ней заботился. Монахини были очень добры и с большим вниманием следили за жизнью своих учениц. Но нельзя было забывать, что их сердца отданы Богу, единственному, на которого были направлены их любовь и верность. Во всех их делах незримо присутствовал он, которому они посвятили свою жизнь.
Мистраль была глубоко религиозна, но она жаждала и земной любви и понимания. Отсутствие этого она особо остро ощущала на каникулах, когда другие девочки, радостные и веселые, разъезжались по домам, а она и еще две ученицы оставались в Конвенте.
Родители одной из этих двух девочек находились в Африке, а у другой не было матери, а отец служил губернатором на Дьяволовом острове, и раз в три года девочка ездила к нему в гости. Но если эти девочки, как и она, были лишены домашних праздников, у них все же имелись родственники, которые писали им письма; родители, которые присылали подарки к дню рождения, к Рождеству и к Пасхе; бабушки и дедушки, дяди, тети, кузины, которым они в длинных посланиях изливали свои детские души и которые в ответ писали им нежные письма.
Мистраль добросовестно писала тетке каждую неделю, но могло пройти и три, и четыре месяца, прежде чем она получала ответ. Письма Эмили всегда были краткими и походили одно на другое. Все они содержали только нравоучения и наказы хорошо учиться, делать уроки и выполнять все, что говорили монахини.
Мистраль и так все выполняла как следует, поэтому сухие теткины письма были для нее горьким разочарованием, хотя каждый раз, когда она видела на столике адресованное ей письмо, ее охватывал внезапный трепет надежды.
Приезжала Эмили еще реже, чем писала письма. Раз в год она навещала Мистраль в Конвенте, разговаривала с настоятельницей, а потом гуляла с девушкой по саду. Визиты тетки, как и ее письма, обманывали ожидания девушки. Казалось, каждая ее фраза, с которой она обращалась к Мистраль, начиналась со слов:
— Преподобная мать-настоятельница говорит, что ты могла бы заниматься получше…
— Преподобная мать-настоятельница предлагает тебе изучать…
— Преподобная мать-настоятельница и я считаем, что ты уже достаточно взрослая, чтобы начать…
Уроки, уроки — все время уроки! Мистраль, с нетерпением ожидавшая приездов тетки, во время прогулок с ней уходила в себя, как бы пряталась в раковине, которая позволяла ей скрывать от других девочек чувство полного одиночества.
Иногда по ночам, лежа в дортуаре на своей узкой кровати, она представляла, будто мама обнимает ее, будто она рассказывает маме обо всем, что ее заботит, а мама слушает, понимает и сочувствует.
Однажды, услышав рыдания, раздававшиеся с соседней кровати, Мистраль принялась утешать плачущую девочку.
— В чем дело, Ивонна? — шепотом, так как им не разрешалось разговаривать после того, как гасили свет, спросила Мистраль.
— Я хочу к маме! — рыдала Ивонна. — Я хочу к маме!
Успокоив ее и подоткнув одеяло, дрожащая от холода Мистраль забралась в свою постель, однако она так и не смогла заснуть. Она тоже хотела к маме! Она так хорошо понимала, что чувствует Ивонна, но мама той девочки была не так далеко, это была реальная женщина, которая жила в доме, куда Ивонна вернется через три месяца и откуда ей не надо будет уезжать до тех пор, пока она не выйдет замуж.
Как тоскливо, думала по ночам Мистраль, когда у человека нет ни дома, ни родителей, ни родного гнездышка, когда никого не волнует, здорова она или больна, весела или грустна, счастлива ли. Будучи по натуре достаточно здравомыслящей и жизнерадостной, она не часто предавалась размышлениям о своем одиночестве. Но сейчас ей казалось, что все ее детство было пронизано тоской по дому и любви. Мистраль всегда держалась особняком. У других девочек было так много общих интересов, они обменивались впечатлениями о прогулках верхом, о купании в море, о лыжных походах, о путешествиях, о том, как провели каникулы.
Более того, все они имели нечто общее, что связывало их: все они были членами своих семей. Они рассказывали о родителях, о сестрах и братьях. Они даже могли жаловаться на родительскую строгость.
— Мама не разрешила мне пойти на танцы, она сказала, что я слишком мала!
— У меня такой строгий папа…
Они даже могли хвастаться семейными владениями и подвигами предков — это было нескончаемой темой для разговоров. Количество комнат в доме, богатство отца, драгоценности матери, красота сестер, успешная карьера братьев — обо всем они рассуждали с полным знанием дела.
Мистраль слушала их, а потом забиралась в кровать и отворачивалась. Она никак не могла участвовать в разговоре. Вся ее жизнь была ограничена высокими серыми стенами Конвента.
К счастью, у нее была возможность читать. Временами ей казалось, что если бы не книги, которыми ее снабжал отец Винсент, ей не удавалось бы держать под контролем свои чувства. Но отец Винсент был мудр. Будучи ее духовником, он понял, что в душе этой девочки, которая глядит на него чистыми невинными глазами, бушует настоящий ураган. Возможно, он обратил внимание на ее удивительно ясный и живой ум. По знаниям Мистраль обогнала остальных девочек, более того, стало непросто подыскивать для нее достаточно квалифицированных учителей.
Отец Винсент был очень образованным человеком. Он родился в аристократической семье, но, решив отойти от семейной традиции, по которой все мужчины становились политиками, он посвятил себя служению Богу. Отец Винсент приобрел обширную библиотеку, которую ежегодно пополнял. Возможно, это были не те книги, которые мать-настоятельница порекомендовала бы юной ученице, но отец Винсент убедил ее, что для благополучия и развития девушки большое значение имеет свобода выбора.
— Нельзя слишком долго держать жеребенка в узде, — сказал отец Винсент, и мать-настоятельница поняла его.
— Мистраль — хорошая девочка, — ответила она. — Мне всегда хотелось, чтобы она куда-нибудь поехала на каникулы. Как я поняла, у нее нет дома, и меня беспокоит, что будет, когда она покинет Конвент.
