— На моём члене желательно.
— Тогда я лучше займусь салатом, — чуть еложу, словно хочу скинуть его руки. Ага, как же. Так трепетно к моей груди даже я не отношусь. — И смотри аккуратнее. У меня нож.
Он вдруг накрывает мою руку и опаляет ухо горячим дыханием.
— Смотри не порежься.
Максим направляет мою руку, пока я режу овощи. Он руководит моими движениями. Как в танце. Как в сексе. Каждое его указание, каждое касание кажутся настолько эротичными и пошлыми, что мне стоит больших трудов не закрыть глаза. Не стонать в голос, и не растечься у него в ногах, как воск без огня.
С ним все кажется верхом разврата и неприличия. Он одно сплошное "против правил". И каждая секунда с ним огромный риск и столь же огромное наслаждение. Мой ангел греха, вознесший меня в небо. И только с ним я парю. Только с ним я живая. Настоящая.
Объятие. Помывка рук. Готовка салата. Поцелуй. С ним любое действие кажется совершенством. С ним каждая секунда сводит с ума, стягивает шипами сердце.
Его поцелуй в шею обжигает, а следом шепот.
— Мы закончили.
Черт. Кажется, я совсем потерялась в ощущениях. Максим это знает. Знает и нагло пользуется.
Он со смехом отстраняется, а я затуманенным взглядом смотрю на порезанные брусками овощи.
— Ты, как спичка, — скалится он. — Стоит тебя поджечь, и ты сгораешь.
Только ты и можешь поджечь. Я на это только глаза закатываю и перекладываю все с доски в миску. Он заливает маслом, солит и мы садимся за стол.
— Вкусно, — ем я приготовленные им макароны с сыром и ветчиной. — Вас учат в приюте готовить?
— Ну хоть чему-то полезному они должны нас учить? — не поднимает он взгляд и почти в минуту уминает все, что приготовил.
Ещё в Москве меня удивила эта скорость.
— Ты же даже не насладился вкусом.
— Поверь мне, после баланды и слипшихся макарон мне все покажется божественным.
— Не может же быть все так плохо? — удивляюсь я, и не доедая пасту, принимаюсь за салат.
— Давай ты не будешь предполагать, — откидывается он на спинку стула и наблюдает, как я ем. Медленно и размеренно.
Как и учила Марина.
— Завидую каждому кусочку, что касается твоих губ. Попадает в твой рот, — говорит он тихо, и я взбешенная со звоном откидываю вилку.
— Ну сколько можно?
Но он не дурак, он видит, как меня завели его слова. Поэтому ловко хватает пальцами под столом коленку и чуть сдавливает.
— Как я смогу поесть, если ты меня возбуждаешь? — говорю я строго, и хоть мне очень кайфово, скидываю его руку.
— Я бы мог накормить тебя чем-то более питательным, — опять грязно шутит он, и я вскакиваю.
Он за мной, и уже так близко.
— Пошляк!
— И тебе это пиздец, как нравится, — обхватывает он мои плечи, накрывает губы. И во время влажного, размеренного поцелуя, разворачивает спиной к столешнице. Отстраняется и кладет меня грудью на стол.
— Максим!
— Я поел и меня одолел другой голод, — задирает он халат. Заставляет тело дрожать и подчиняться его желаниям.
Рукой гладит между ног, потирает клитор.
— Перестань, — хнычу. — Я больше не могу.
— Проверим? — внезапно льет он мне на задницу масло и начинает растирать, пальцами касаясь кнопочки ануса. Толкать туда палец.
— Максим, — цепляю пальцами стол, прикусываю губу от растяжения. — Давай хоть поднимемся.
— Хочу здесь. Хочу трахнуть тебя в месте, где ты будешь вспоминать меня каждый раз, садясь за стол. Хочу драть тебя, пока каждая вена моего члена не отпечатается у тебя в мозгу. Хочу, чтобы, ложась под своих богатеев, ты думала обо мне. О своем оборванце.
Застываю резко, уже не чувствуя и доли того желания. Пинаю его голень, разворачиваюсь и отталкиваю.
— Да что ты привязался с этим? Какое тебе дело? У тебя Антон. У меня Виталий. Зачем вспоминать о них сейчас! Почему ты просто не можешь наслаждаться моментом! Со мной!
— Я не продаюсь Антону.
— А мне вот кажется, что да, — ехидно смеюсь, хочу сделать ему так же больно. Кричу! — Ты сделаешь все, что он скажет! Шестерка! Шавка!
Хочу еще много сказать, но его рука поднимается автоматически. Дает хлесткую оплеуху.
Как и мне, правда колет ему глаза. Такие прищуренные в ярости глаза. Прикладываю ладонь к щеке, что обжигают слезы обиды. Как легко разрушить атмосферу счастья. Как легко убить желание.
— А ты шлюшка! — шипит он, и с шумом кидает со стола тарелки в раковину. — Сама ничего делать не хочешь. Даже не собирается попытаться стать свободной! Готова продаться уродцу за красивую жизнь.
— Ну, знаешь, — кричу ему в след, пока он направляется к лестнице. — Желаю каждой шлюхе жить, как я. Убирайся из моего дома!
— Твоего? — смеется он на первой ступени и поворачивается ко мне. — Здесь нет ничего твоего. Ты обязана следовать куче нелепых правил, только чтобы не лишиться этого!
— И ты был бы таким же, дай тебе хоть шанс встать на мое место!
— Ложь!
— Лжешь себе ты, — уже устало говорю я и подхожу ближе. — Подумай только сколько прелестей несет за собой спокойная жизнь в богатстве. В счастье.
— Что-то ты не выглядела счастливой, пока я не начал тебя трахать.
Как он меня достал. Как я устала с ним воевать, как было бы хорошо обняться и просто валяться в постели. Как в Москве. Ни о чем не думать. Не гадать.
— Зачем ты так поступаешь? — осторожно, словно к дикому зверю, приближаюсь я. — Зачем каждый раз все портишь?
Глава 44. Лана
— Потому что хочу помнить, что это не сказка, а реальность. И в реальности ты продашься, а я тебя предам.
Каждое его слово бьет набатом в мозг. Создает в крови сгустки обиды и злости. Последнее же вызывает недоумение.
— Предашь? В смысле предашь.
— Не важно, — наклоняется он, касается моих губ своими сухими жесткими, смотрит в глаза и сразу идет наверх.
Я могу говорить, только придя в себя после поцелуя, потому что такой контраст слов и действий сводит с ума.
— Максим, объясни! — догоняю у самого окна, где он уже на подоконнике в надетой футболке.
— Есть вещи… — поворачивает он голову и обжигает тело взглядом, словно прощается, — которые говорить нельзя.
Не успеваю и слово сказать, как он прыгает вниз, спускается по стене и, не оборачиваясь, убегает. Оставляя меня с целым роем жужжащих пчел-вопросов в голове.
Они преследуют меня и ночью. Почему я не ответила на удар? Почему стерпела? Почему я продажная? В чем будет заключаться предательство? А самое главное. Самое главное, как относится ко мне Максим, если уже считает, что может предать.
