Как и все темнобестии, они чрезвычайно уязвимы к огню и воздействию солнечного металла — благородного золота. Отличительной особенностью их является полная нечувствительность к прямому солнечному свету, что делает уморышей идеальными слугами-разведчиками своих хозяев в дневное время.
На людей дубль-гомункулы нападают только по приказу или ведомые инстинктом размножения — свежую плоть употребляют в пищу крайне редко и неохотно. Убивая человека, уморыш прячет тело в надежный тайник и заражает его Зерном Тьмы, из которого через несколько лет появится новая тварь.
* Для вызревания годится только хорошо сохранившееся и не имеющее ран и увечий тело, пролежавшее в приемлемых условиях (не поврежденный гроб, склеп, мавзолей или лаборатория) не более двух месяцев. Тело при этом прекращает разлагаться на весь срок созревания, сохраняясь в изначальном виде. Зерно Тьмы не может прорасти в теле того, кто при жизни был посвящен светлым сущностям или после смерти был освящен одним из ритуалов, перечисленных в „Малом справочнике посмертных ритуалов“ в разделе „Обряды очищения и светлого причастия“…
** Лемма, — от лемматориус дарколахус (сон, объединяющий с тьмой). Особое состояние, в котором порождения Тьмы сливаются в единое целое с Тьмой Изначальной, передавая ей информацию и восстанавливая свои силы. Находящееся в лемме существо совершенно неподвижно и полностью неуязвимо для ментальных и магических воздействий, находясь под защитой Тьмы. Однако, огонь и солнечный свет становятся для них особенно губительными. Подробнее о состоянии леммы рассказано в „Инструктарии для тьмоборцев и боевых магов“ за авторством архимага Марлениуса…»
«Энциклопедия Темных тварей и сущностей, населяющих земли Даркилона».
Сост. на кафедре Неестествознания и Бестиалогии Ригской Академии Магии в 2110 г.в.р.
— Схорониться тебе нужно, — немного поразмыслив, сказал Хорт, — А еще лучше уехать куда-нибудь подальше. Если уж темные на след встали, то я за твою жизнь и пряника жеванного не дам. Могу похлопотать среди своих знакомцев, чтобы приютили тебя на время, пока все не уляжется…
Беседовали они в одной из комнат таверны «Угрюмый булочник», отведенной специально для таких вот разговоров. Едва завидев запыхавшегося и испуганного до мучной бледности лица «пузыря», вбежавшего в таверну, атаман сразу понял, что тот снова влип в какие-то неприятности. Конечно, это было естественное для Айвена состояние, но чутье подсказало бывалому разбойнику, что на этот раз дело совсем худо. Поэтому он и кликнул Комара с Бритвой постоять на страже, а сам потащил перепуганного вора в специальную комнату для «серьезных разговоров между серьезными людьми».
— Сам знаю. Да вот только куда я подамся?
— Друг мой, Арлания велика, да и на одном нашем королевстве свет клином не сошелся. Дарион, Хеон, Муркор… Да отправляйся ты хоть в Хешем или к эльфам!
— Ты бы мне еще в Даркилоне укрыться предложил, — хмыкнул Айвен.
— Между прочим, здравая мысль — там тебя точно искать не станут. Я бы на твоем месте двинул в Хеон, с тамошними чародеями темные связываться точно не станут. А оттуда можно уже и на Острова отправляться… Нашего брата там всегда приветливо встретят, напоят-накормят…
— Спать уложат, от ценных вещей избавят, кровью умоют и свежей землицей могилку присыплют, — уныло подхватил юноша. — Поможешь?
— Стал бы я с тобой разговаривать, если бы мне плевать было, — обиделся Хорт, — Ты уже не малый срок под моей рукою. Знаешь ведь, что я своих людей в обиду не даю. Из холодной ямы тебя кто вытащил? То-то же!..
— Значит, на пару дней заляжешь на дно, а я тебе подыщу попутный обоз в сторону границы. Деньги есть?
— Обижаешь, атаман.
— Скорее, пытаюсь прикинуть, сколько еще неприятностей ты собираешься навешать на свою задницу, — усмехнулся громила, — Ты бы за руками своими следил, друг мой любезный, пока есть за чем следить-то. Забыл, что ли, из-за чего в Боргарде очутился? В Хеоне, между прочим, разговор с ворами короткий, и еще короче после такой беседы у тебя станут руки. А то и вовсе — обернут жабой, и будешь до конца дней в болотах на судьбу свою тяжелую лягухам квакаться, да мух сушеных из паучьих сетей красть.
— Да я просто…
Что именно и насколько просто, Айвен договорить не успел. Запястье левой руки его вдруг словно огнем обожгло, и дверь широко распахнулась. Порыв сквозняка одним махом раздул пламя масляных светильников почти вдвое, заставив их отчаянно трепетать. В комнате стало светлее, и по стенам забегали-заплясали разбуженные тени.
— Это еще что такое? — вскрикнул Хорт, указывая в дальний угол, — У нашего хозяина отродясь в трактире крыс не водилось! Да и как она сюда попала, здесь же ни единой щели нет?
Вор пристально всмотрелся в колеблющиеся тени, и заметил среди них огромную крысу, серая шерсть которой почти сливалась с тенями.
— Может, это нашего зубодера крыса?
— У Иноша крыс рыжий, а эта… А ну, брысь отсюда! — вышибала схватил со стола миску и швырнул ее в грызуна. Крыса стремительно бросилась в ближайшую тень и словно растворилась в ней, пропав из виду.
— Забудь ты про эту крысу. Подумаешь, забрела с улицы на запах съестного… — вор почесал запястье, которое припекало, словно от укусов крапивы.
— Нужно будет сказать хозяину, чтобы проверил амулеты, что трактир от грызунов да насекомышей оберегают, — проворчал Хорт и участливо посмотрел на юношу, — Что, сильно болит? Нужно было ее у Аликса-рисовальщика набивать, тот свое дело знает — ты и не почувствовал бы даже.
— Кого набивать? — не понял Айвен.
— Татуировку. И не чеши ее, а то только хуже будет.
Юноша уставился на свою руку. Все запястье с внутренней стороны было им расчесано почти до крови, но никаких татуировок там не было и быть не могло.
— Ты про какую татуировку говоришь?
— Ну вот же, на руке у тебя… — атаман схватил его за руку и уставился на запястье, — Да как же так, я же только что своими глазами ее видел!
— Померещилось. Я свое тело особыми приметами ни в жизнь не портил, и впредь не собираюсь, — Айвен вырвался и одернул рукав, пряча расчесанную руку.
— Ладно, ты давай ночлег себе подыскивай, а я пока разузнаю насчет обоза. Завтра с утра сразу дуй ко мне в трактир, понял? Только сперва иди пообедай, с голодухи ты начинаешь не головой думать, а пустым брюхом.
Основательно подкрепившись, Айвен поблагодарил Хорта за помощь и направился к выходу. У самых дверей его нагнал Комар:
— Эй, «пузырь», меня атаман попросил за тобою присмотреть. Прогуляемся вместе в город, а я заодно попрошу мастера самострел мой посмотреть, а что-то уж больно туго он взводиться стал.
Но юноша его не слушал. Превратившись в сосредоточение слуха, зрения и глупости, он во все глаза пялился на крысу. Громадную серую крысу, сидевшую в тени дома напротив и смотревшую ему прямо в глаза.
