Да, я потом еще плакала – и не раз. Я просыпалась в слезах, когда папа приходил ко мне во сне, слезы наворачивались на глаза, когда я видела его фигуру и походку в совершенно незнакомом прохожем, когда вдруг вспоминала что-то из детства… Даже когда видела проходивший поезд, мне вдруг казалось, что где-то там, в кабине машиниста, папа… И тут же понимала – нет, его там нет. И никогда не будет. Он остался там, в моем детстве, где остались Иролка и Верочка. Где они в своем секретном месте высматривают поезд и машут ему три раза. И оттуда папа – молодой, живой папа – тоже машет им. Тоже три раза.
Они все там. Где вся жизнь еще впереди…
Мы такие, как ветер,
Мы пришли, чтобы жить.
Мы любили так честно,
Мы хотели так быть!
Это было, как сказка!
Унесло, как волна…
Ты прости… И спасибо…
Все… Я дальше сама.
Уже после всех этих событий сестра рассказала мне о последних словах папы. Умирая, он сказал маме: «Рая! Хорошую мы жизнь с тобой прожили. Воспитали таких хороших дочерей!»
Как же хорошо, что с первого моего дня в Москве я стала вести дневник и никогда не выбрасывала старые ежедневники. Тогда я еще не понимала почему. В школе и университете у меня никогда не было привычки записывать свои мысли и впечатления – я полагалась на свою память, а ежедневники… Ритм жизни не требовал кучи дел, и планы на неделю я тоже прекрасно удерживала в памяти.
Нередко для того чтобы записать планы на день, мне требовалось по две-три страницы! Ежедневники заканчивались очень быстро, я покупала и покупала новые, а старые собирались в стопки… У меня не поднималась рука их выбрасывать. Почему, я и сама в тот момент не понимала. Это не были книги, это не были альбомы с дорогими сердцу фотографиями – обычные ежедневники с исчерканными страницами, что в них такого? Но что-то словно шептало мне: «Оставь». И я оставляла.
Так же произошло и с дневниками. Однажды я почему-то открыла оказавшуюся под руками тетрадку и записала свои мысли. А потом еще и еще…
Я записывала все, что происходило со мной: люди, места, даты, мысли и переживания, чувства и эмоции. Словно что-то вело мою руку, не давая ей останавливаться, не давая ей пропустить и дня… Я писала везде: дома, в студии, на гастролях. В самолетах и поездах, в номерах отелей и сидя на лавочках в парке…
Только сейчас, по прошествии стольких лет, я поняла, зачем я это делала. И что именно вело мою руку и шептало на ухо «Оставь». Это была я сама. Мое подсознание.
Я словно подсознательно чувствовала тогда, что все эти записи еще пригодятся – потом, когда я буду пересматривать свою жизнь.
Так и произошло: я стала анализировать, что со мной происходило, почему и как, – и уже спустя много лет смогла увидеть ключевые, важные ситуации и понять, как нужно было себя вести, какие слова говорить…
Нельзя сказать, что этот пересмотр произошел слишком поздно. Да, если бы когда-то в критических ситуациях я знала, как отзовется то или иное мое слово или действие… Все бы пошло иначе, не так. Может быть, лучше. А может быть, и хуже. Потому что у меня бы не было уже этого жизненного урока.
Даже когда видела проходивший поезд, мне вдруг казалось, что где-то там, в кабине машиниста, папа… И тут же понимала – нет, его там нет. И никогда не будет. Он остался там, в моем детстве, где остались Иролка и Верочка. Где они в своем секретном месте высматривают поезд и машут ему три раза.
Это классический прием многих эзотерических практик – пересмотр событий своей жизни. Не для того чтобы пострадать и попереживать – мол, как я глуп, и нужно было поступить иначе, нет!
Для того чтобы понять.
Для того чтобы измениться.
Нужно пережить некий опыт, чтобы перейти к новой, иной форме существования, – и делать это нужно без страха.
Опыт смерти, опыт бед и потерь – опыт трагический, даже критический, но он необходим. Без него ты не станешь иной личностью, не выкристаллизуешься. Те, кто переживал клиническую смерть, рассказывают, что перед глазами проходит вся жизнь, а вернее, те её фрагменты, которые не были отработаны. И именно в этот момент человек осознает смысл всего своего существования. Ведение дневников и пересмотр их – это тот же самый анализ своей жизни, но без угрозы для жизни. Ты получаешь шанс посмотреть на себя со стороны, шанс увидеть все свои поступки, мысли, чувства…
И не только научиться чему-то.
Но и понять прежде всего себя.
Глава двадцать седьмая. Медитация с альпийскими коровами
Еще в эпоху расцвета REFLEX’а я поняла, что мы сами можем стать архитекторами своей жизни. Что можно с помощью собственных усилий, призвав на помощь резервы своего организма, начать управлять своей жизнью, стать выше обстоятельств.
Силы для этого, вдохновение, эмоции можно было черпать откуда угодно: из книг и лекций, из встреч и семинаров, из всего окружающего мира – его картин, запахов, звуков…
Я покупала пластинки с музыкой, музыкой, которая помогала бы думать, чувствовать, настраиваться на нужный лад, музыкой, которая бы не мешала в поисках своего пути, которая не тянула бы одеяло на себя, а создавала зону комфорта, как кокон, в котором я чувствовала бы себя спокойно и уютно и могла бы аккумулировать нужные силы.
И однажды я купила пластинку, на которой звучала органная музыка и были записаны звуки альпийских колокольчиков, и звучало мычание коров.
И это было так странно и в то же время невероятно красиво: нежные переливы динь-динь-динь, словно ты находился где-то там, на вершине горы, в полном одиночестве, дышал свежим чистым воздухом…
Динь-динь-динь…
Только ты и природа. Вечная, могучая, такая простая и такая мудрая природа, у которой есть ответы на все человеческие вопросы и чаяния.
Динь-динь-динь…
И где-то там, за холмом, невидимые глазу мычат альпийские коровы…
И я погружаюсь в детство, и я вспоминаю нашу Зорьку – упрямую, непокорную Зорьку. Зорька-тугосисяя. Зорька-беглянка.
Динь-динь-динь…
Я вспоминаю барабинские зимы – глухие, белые, снежные, вьюжные зимы, когда к утру заметало крыльцо так, что невозможно было открыть дверь.
Когда поздними, темными вечерами мы тихонько пели с мамой дуэтом украинские народные песни, и мелодия летела, летела, летела… туда, в ночь, над полями, к лесу…
Динь-динь-динь…
Я вспоминаю себя в детстве – и те вопросы, которыми задавалась уже тогда… Тот робкий, пока еще не до конца осознанный поиск своего пути, своего места в этой жизни…
Динь-динь-динь…
Мычание коров вплетается в перезвон колокольчиков, плывет над невидимыми полями, лугами, склонами гор… Оно поднимается к солнцу, собирается пушистыми кудрявыми облаками – и его несет все дальше и дальше, по миру, по небу, туда, где я еще не была.
