— Я знаю, что Антаглио жив. А раз так, то, без боязни ошибиться, могу предположить, что он весьма доволен своей жизнью, имея возможность копаться в жизнях других и купаться в лучах славы, когда удается извлечь на свет нечто необычное. Надеюсь также, что ему не выйдет боком это его любимое развлечение, ради которого он, ни на секунду не задумываясь, оставил меня.
Ну-у, последняя фраза — это лишнее. Негоже так подставляться…
— Знаете, я бы на его месте поступила точно так же. И, разумеется, ничего личного в этом нет.
В общем, простились мы с баронессой еще холоднее, чем встретились, но я была очень горда тем, что таки вывела ее из равновесия. Хорошим же завершающим аккордом моего визита в замок Детанов стал обмен репликами с капитаном Рагайном, когда он любезно распахивал передо мной дверцу экипажа.
— Капитан, по вашей классификации баронесса Арто Детан представляет опасность?
— Да. Более чем.
— М-м… Тогда стоит время от времени мне об этом напоминать.
Дорога до следующей цели моего путешествия заняла примерно столько же времени, сколько и до владений ее светлости Арто Детан, и к резиденции баронов Лаган мы прибыли уже к вечеру следующего дня. Добрались мы без приключений, поэтому выбор развлечений в пути был крайне скуден, а именно: сон, разглядывание окрестностей и размышления, причем два последних занятия оказались на удивление бесплодными. Окрестности ничем новым не порадовали, разве что в землях Наганов в пейзаже отчетливее начали проступать северные мотивы, а мысли… Я, конечно, попыталась проанализировать в свете новых данных как общую ситуацию, так и эпизод на Эйгвине, однако описывать мои раздумья сколь-нибудь подробно не имеет смысла, поскольку единственный вывод был необычайно глубокомыслен, но придуман давно и не мной. А именно: для построения верной теории нет ничего опаснее преждевременных и необоснованных выводов.
Чуть более интересной оказалась лишь последняя часть моих раздумий, когда я на основании некоторых замечаний баронессы попыталась спрогнозировать, какой прием ждет меня в замке Лаганов. Ведь если послушать ее, то не очень понятно было, зачем отец Бренна согласился меня принять. Тоже из любопытства? Ну-ну… Для начала я верила в то, что баронесса Арто способна совершить рискованный поступок из чистого незамутненного любопытства, приблизительно так же, как в Санта-Клауса. Ей нужно было донести до меня определенную информацию, что она и сделала, преследуя какие-то свои цели. Какие — пока оставим. Оставим там же, где керторианское любопытство. Следование традициям? Вполне возможно, ибо, насколько я представляла здешний этикет, отказ принять у себя пожелавшего нанести визит вежливости соседа здесь расценивался как явно выраженное враждебное действие, но если одно мое присутствие влекло за собой почти смертельную, судя по словам баронессы Детан, опасность, то со стороны барона Лагана казалось разумным наплевать на свое хорошее воспитание и возможные последствия и популярно объяснить мне, что ближайший приемный день намечен на конец следующего года. Поэтому к рассмотрению предлагался единственный вариант: барону тоже что-то от меня нужно, и соответственно прием опять будет исключительно официальным, холодным, а разговор да и само мое пребывание в замке по возможности сокращены. Логично, не правда ли?..
Ну а теперь, как говорится, правильный ответ. Первое отличие от предыдущего визита было мной отмечено на ближайших подступах к замку и заключалось в том, что подъемный мост перед нашим носом никто не опускал — по-видимому, его вообще давненько не поднимали, — и во двор мы въехали буднично и без помпы. Далее не обнаружилось ни выстроившихся гвардейцев, ни ливрейных дворецких, зато наличествовал сам барон Идриг Лаган, который не счел за труд спуститься с короткой парадной лестницы и приветствовал меня непосредственно возле экипажа. При этом он ничуть не натянуто улыбался и выступал в стиле «добрый вечер», «очень приятно познакомиться», «рад, что вы нашли время приехать» и под финал: «Вы прекрасно подгадали с моментом прибытия, герцогиня, поскольку как раз сейчас будут подавать обед, которым я хотел бы вас угостить».
Естественно, я постаралась быть столь же любезной, с благодарностью приняла приглашение и даже активно взялась за потребление пищи, что стоило немалых усилий. При этом обстановка за ужином была не то чтоб ненавязчивая, но определенно непринужденная — барон сразу дал понять, что серьезные вопросы мы за трапезой обсуждать не будем, и развлекал меня вполне светской беседой, в основном интересуясь, как мне нравятся те или иные аспекты керторианской жизни. Мои ответы иногда его удивляли, иногда явно забавляли, а то и слегка раздражали, однако в целом он вел себя очень корректно, открыто никаких эмоций кроме сдержанного дружелюбия не выказывал и, разумеется, исподтишка меня изучал.
Осуждать его я не могу, поскольку сама занималась тем же, и очень скоро вынуждена была признать, что барон Идриг Лаган мне симпатичен. Как с наружной стороны, так и с внутренней. Внешне он был очень похож на Бренна (или, вернее, конечно же, наоборот), но в несколько уменьшенном масштабе. То есть барон был ярким блондином с голубыми глазами и немного резкими, но вполне классическими чертами лица, при этом ростом в районе шести футов и с атлетической фигурой — в общем, тип, который всегда мне нравился, невзирая на известную картинность. К тому же в очередной раз подтвердилась подмеченная мной прежде тенденция насчет возраста — барон казался мужчиной в расцвете лет и выглядел немногим старше своего сына. Правда, было у них с Бренном и одно существенное отличие — барон Лаган-младший производил впечатление очень опасной личности, от него веяло холодной угрозой, как от профессионального убийцы, и — я могла убедиться на практике — для этого имелись все основания. Барон Идриг, напротив, обладал открытым, бесконфликтным и даже добродушным характером, что по керторианским меркам заслуживало, видимо, эпитета «недалекий», которым наградил его капитан Рагайн. Хотя — и на этот счет не следовало заблуждаться — к умственным способностям барона данное определение явно не относилось: между «недалекий» и «туповатый» на Кертории существовала весьма ощутимая разница.
Так что я с нетерпением ожидала послеобеденного разговора, и его начало как будто подтверждало обоснованность оптимистичных прогнозов, на которые оказался так щедр совместный прием пищи. Когда мы переместились из столовой в библиотеку (а совсем не в чопорный кабинет) и удобно устроились в креслах у камина, барон не огорошил меня заявлением типа «дружеская беседа окончена, приступим к делу», а с очень приятной улыбкой поинтересовался:
— Надеюсь, вы не откажетесь в самых общих чертах рассказать, как поживает мой сын?
Не отвечать я, конечно, и в мыслях не имела, но были трудности. С подачи Ранье он по уши увяз в текущих разборках, недавно был чуть ли не смертельно ранен, а что с ним произойдет в ближайшем будущем, известно только Господу Богу. «И, кстати, он сменил цвет кожи на радикально черный» — было бы весьма точным описанием жизни Бренна на момент нашего расставания, но почему-то говорить такое отцу не хотелось. Даже керторианскому отцу…
— Боюсь, что в самых общих чертах получится нечто слишком неопределенное: у Бренна все в порядке, хотя в последнее время у него, как и у всех нас, начался не самый спокойный период жизни. — Я виновато улыбнулась, но барон живо кивнул, показывая, что такой ответ его вполне устраивает.
