Что-то изменилось. Меня по-прежнему ведет от близости Доминика, но сейчас совершенно не хочется этому противиться. На этот раз мы не играем, мы будто заново открываем новые грани наших общих желаний. Когда он входит в меня резко и на всю длину, я вскрикиваю и прогибаюсь ему навстречу. Ловлю губами воздух, а наталкиваюсь на новый поцелуй, который вышибает из моей головы остатки мыслей. Хотя кажется, последнюю здравую я потеряла на зимнем пляже.
Доминик тоже перестает себя сдерживать и берет меня сильно, ускоряя темп. Но это именно то, что мне сейчас нужно. То, что я хочу. И так, что я кричу от восторга и наслаждения, когда дохожу до той точки, после которой нет возврата. Он кончает со стоном, больше похожим на рычание волка, а потом подхватывает меня на руки, прижимает к себе так нежно и осторожно, будто я какая-то драгоценность и относит в постель. Свою конечно же.
Он такой большой, мой альфа. А я его маленькая… тоже альфа.
Доминик прижимает меня к себе и проводит пальцами по моему обнаженному плечу.
— Нам нужно сделать это медленно.
— Ты хотел сказать — попробовать на меня не набрасываться?
— Кто на кого набрасывался — еще вопрос, — смеется Доминик.
Во мне все до сих пор подрагивает от удовольствия и от этого тепла.
— Мне нравится именно так, — признаюсь я и понимаю, что не лгу. Ни Доминику, ни себе.
Как и в том, что таким мне нравится сам Доминик.
От его взгляда по коже огненные мурашки.
— Я знаю, — говорит он. — Что нравлюсь тебе.
А вот это лишнее. Наш разговор явно свернул не туда.
— Не совсем.
— Не совсем?
— Да, ты мне гораздо больше нравишься волком. Ты такой белый, с пушистой шерстью, игривый…
— А что насчет секса?
— Фу! — кривлюсь я и отодвигаюсь от него подальше. Но Доминик смеется и не позволяет откатиться на другую сторону кровати. Сам садится, опираясь об изголовье кровати, а меня усаживает между своих ног, спиной к своей груди. Почти как на пляже, только без пронизывающего ветра и одежды. Я не вижу лица вервольфа, но так даже спокойнее. Кто бы мне раньше сказал, что в объятиях Доминика я буду чувствовать себя защищенной, послала бы этого персонажа лесом, но сейчас мне действительно хорошо и совсем не хочется с ним спорить и воевать.
— Такие игры точно не по мне, Шарлин, — говорит Доминик, положив подбородок мне на плечо. — Хотя будь ты волчицей, другой вопрос. Некоторые вервольфовские пары таким образом любят разнообразить свою сексуальную жизнь.
— О нет! Больше не хочу ничего знать про вервольфовские традиции! Мой мир уже и так не станет прежним.
— Правда не хочешь?
— Не про секс точно!
— А про что хочешь?
Я задумалась, потому что в моей голове не было ни одного вопроса про вервольфов, зато было много мыслей о самом Доминике.
— Когда ты решил, что станешь альфой?
Если для него мой вопрос и стал неожиданностью, вервольф виду не подал.
— Еще в детстве. Мой дед говорил, что каждый волк мечтает стать вожаком большой стаи, но далеко не каждому это под силу. Поэтому ежедневно тренировал меня. Он был альфой моей стаи прежде, чем проиграл своему младшему сыну, но вместо того, чтобы уйти на покой, решил, что воспитает следующего альфу. В общем, у него получилось.
— Он, наверное, гордится тобой.
— Гордился бы. Но, к сожалению, он был слишком стар и не дотянул до битвы.
Бесы!
Тактичность — мое второе имя.
Если Доминик любил своего деда хотя бы наполовину так сильно, как я собственную бабушку, то для него это был страшный удар. Поэтому я обхватила ладонями его большие ладони и ободряюще сжала.
— Сочувствую. Я знаю, что такое потерять близкого.
Мужчина за моей спиной будто превращается в камень, и я уже жалею, что завела эту тему.
— Ты до сих пор скорбишь по Дэнверу? — неожиданно спрашивает Доминик.
Неожиданно, потому что про смерть бывшего мужа я и думать забыла.
— Нет, я про бабушку. Я ее очень сильно любила и иногда жалею, что она не увидела, каким чудесным стал ее магазин. Не застала ту статью в «Прайме»! А Дэн… Он ушел из моей жизни так давно, что мне до сих пор не верится, что его нет. В смысле, нет не только для меня, нет ни для кого. Мне было гораздо больнее, когда я узнала, что муж мне изменил, чем когда мне сообщили, что он погиб.
Странно признаваться в этом Доминику, но мне вдруг захотелось выговориться. Почему-то показалось, что он поймет. Ну или я в его глазах стану немного менее привлекательной.
— Мне кажется, это я виновата в его смерти. Из-за меня он влез в эти волчьи бои. Из-за меня не мог найти свое место в мире. Из-за меня его выгнали из стаи. Если бы всего этого не было, все могло сложиться иначе…
Доминик прерывает поток моих слов, разворачивая меня к себе лицом.
— Шарлин, — говорит он, грозно сверкнув глазами, — никто не виноват в смерти Дэнвера. Это был несчастный случай. Но ответственность за все остальное полностью лежит на моем кузене. За то, что ушел из стаи. За то, что не смог сделать жену счастливой. За то, что проиграл собственную жизнь. Никто не заставлял его изменять тебе и не ценить то сокровище, которое ему досталось.
Что-то в моей груди дрогнуло: это были именно те слова, которые мне когда-то хотелось услышать от Дэнвера. Что он ничуть не жалеет, что выбрал меня. Но парадокс был в том, что прозвучали они от другого мужчины.
Я могла придумать кучу язвительных замечаний. Могла возразить, но не получалось. Ну хотя бы потому что сама начала с признаний.
— Я далеко не подарок.
— У тебя сложный характер, — соглашается вервольф. — Но он идеально подходит к моему. Мы идеально подходим друг другу. И я не собираюсь от тебя отказываться и упускать свой шанс. Не в этот раз.
И опять, и снова.
— Доминик, думаю, все дело в моем запахе, — решаю я признаться. — Он привлекателен для вервольфов. На самом деле тебе нравится, как я пахну, а не сама я.
Он вскидывает брови и минуту смотрит на меня удивленно, а потом начинает смеяться. Вервольфа настолько трясет от смеха, что, так как я сижу на нем, меня трясет вместе с ним.
Это выше моих сил, поэтому я сбрасываю его руки и порываюсь подняться, но он тут же опрокидывает меня на спину и прижимает к постели всем телом.
— Нет, Шарлин, — говорит Доминик на удивление серьезно. — Пахнешь ты, конечно, потрясающе, но нравишься мне именно ты. Всегда нравилась. И когда решишь изменить собственным принципам, поймешь, насколько сильно.
— Мои принципы? — вспыхиваю я. — В первую нашу встречу ты говорил, что тебе просто скучно.
