Однако семейство Унтербергеров подкинуло и еще одну проблему, звали ее Женни, но все по порядку. Прибывшее вооружение моментально потребовало восстановления снабжения цементом. Вся крепость была построена из цемента, доставляемого из Новороссийска морским путем. В середине 1920 года такие поставки были невозможны, так как РСФСР была непризнанным государством, существовали достаточно большие финансовые претензии со стороны Франции и Великобритании, суда могли быть реквизированы, а груз арестован. Поэтому требовалось восстановить завод в Старом Ключе. Это в двухстах километрах от города. Проблем возникло! Но «кооператоры» из Совета области, уловив ситуацию, что у военного «ведомства» деньжата имеются, выбили из Русско-Китайского банка себе кредит, под будущую прибыль, и часть проблем сняли. Даже умудрились заказать самовыгружающиеся вагоны под него, но разместили заказ на них в Харбине. Военное ведомство уже не возражало, так как в Харбине стоял к тому времени красный гарнизон, а в договоре на поставку цена была указана в приморских рублях. С одной стороны, было понятно, что таким образом «кооператоры» сбрасывали «приморки», а получить намеревались минимум «военки» японские. Но деловую смекалку никто не отменял.
Когда прошел вал работ по установке орудий малого и среднего калибров, плюс выполнили пять рейдов по сопредельной территории в районе озера Ханка, откуда, сразу после пуска печей под Спасском, зачастили хунхузы, то возникла небольшая пауза.
Погода до самого конца июня стояла промозглая, с обильными туманами и плотной моросью, а требовалось протащить очень тяжелые орудия на форты и батареи, при условии того, что подхода с моря к этим местам нет, их ставили там, где высадиться и захватить их с моря невозможно. Гористый рельеф добавлял свои особенности, плюс полное отсутствие каких-либо тягачей или тракторов. Все доставлялось на «санях» по набросанным бревнам, с помощью полиспастов. Иногда в них впрягали лошадей, а чаще всего тянули вручную. В некоторых местах укладывали временные железные дороги-узкоколейки. И все это под промозглым непрерывным дождем, волнами налетавшим с Японского моря. Уже позже выяснилось, что плохая погода не дала возможности японскому флоту произвести бомбардировку Владивостока, как предупреждение о том, что Япония против восстановления крепости. К концу июня все полученные орудия до 130 мм включительно, и пятьдесят процентов шестидюймовых полубашен заняли свои места на позициях. Честно говоря, у шестидюймовых орудий была недостаточная дальность, всего 87 кабельтовых, и на них стоял только прицел прямой наводки. Угол возвышения не превышал 25 градусов. Артиллерийская мысль того времени четко застыла на Цусимском сражении. Зато стреляла эта пушка унитарным патроном с очень неплохой скорострельностью, до 12 выстрелов в минуту с натренированным расчетом. «Стотридцатки» стреляли дальше, за счет большего угла подъема, но… Там было настолько много «но», в общем, не вписывались они в систему управления огнем. Каждая батарея четырех- и пятидюймовок была самостоятельным подразделением, выработать данные для стрельбы для них ГКП возможности не имел, от слова «вообще». ГКП имел самый большой и точный дальномер, его буссоль позволяла быстро высчитать данные для стрельбы, но… из этой точки, где ни одного орудия не стояло. Требовалось вносить поправки для каждой батареи и каждого орудия, а столько людей сюда даже вместиться не могло. Систему управления, очень дорогую, английскую, закупили еще при царе, и установили, но ее делали для линкора, где изменения целика и дальности незначительны и постоянны. Зачем требовалось вбухивать такие средства в бесполезную вещь – для Ильи осталось полной загадкой. Важнейшим средством обороны района был телефон и телеграф. Тем более что батареи находились не только на полуострове Муравьева-Амурского и прилегающих островах, но и на обоих противоположных побережьях и Амурского, и Уссурийского заливов.
Наконец, 25 июня 1920 года генерал Аксенов принес рапорт о том, что все штатные артиллерийские позиции по проекту 1911 года восстановлены и обеспечены приборами измерения и наблюдения. Для новых артсистем подобраны места для их установки, на всех объектах начаты работы по выемке грунта. О чем и доложили в Харбин, командующему фронтом, и в Москву, в РВС республики. На четыре утра 26 июня назначили учения с боевой стрельбой. Два буксира и два миноносца вышли в море, чтобы с утра попытаться незаметно проникнуть в Амурский и Уссурийский заливы и попытаться высадить «десанты» у Трех Братьев и в бухте Чайка.
Как назло, утром на город лег туман. Один из миноносцев с буксиром вошли в Уссурийский залив, а второй был вынужден лечь в дрейф в 15 милях от мыса Брюса. Затем, воспользовавшись небольшим просветом, проскользнул в Амурский залив. В общем, их обнаружили только непосредственно перед местами высадок. Отличились 34-я батарея и 6-й форт, первым обнаружившими «противника», а первый форт и батареи, его прикрывающие, увидели уже шлюпки у берега, а миноносец и буксир так и не открылись до самого утра. Люди отвыкли вести наблюдение, расслабились и служили исключительно ради пайка и жалованья. «Свой маневр» они не знали и знать не хотели! Печальный фактик!
Илья собрал днем всех командиров партизанских дивизий, обоих командиров артиллерийских, все командование крепости и вставил «фитиль», говоря о том, что вбуханы такие деньжищи, а крепость как была небоеготовна, так ею и осталась! Съездили на места, поговорили с солдатами и матросами. Почти все проживают в городе, «служат» с незапамятных времен, ничего другого делать не умеют, но больше пекутся о своих огородах, да и рыбку половить не забывают. А тут нерка на нерест пошла, туман. Какой нафиг противник? Контингент оказался совершенно не готов ни к труду, ни к обороне.
В общем, в расстроенных чувствах все поехали обратно, а уже в штабе Дед Нестор предложил:
– Слушайте, по всему видно, что завтра будет сухо и солнечно, к тому же – воскресенье. Мне мой Уссурийск уже во где сидит. У тебя же целая яхта есть, Илья! Не зажимай для общества! Ну, господа-товарищи. Как насчет свежей нёрочки поесть? Шашлык – с меня, без вопросов! Сейчас адъютанта снаряжу на рынок.
– Ну, а мы что? Как командир скажет, так и будет, – за всех ответил Думбадзе, командир проштрафившейся артдивизии.
– Ну, а куда пойдем?
– Куда-куда! В Лазурную! Там никого нет и рыбы полный ручей, – подхватил идею Унтербергер. – Помнится, крайний раз, в четырнадцатом, мне там проводы на фронт устраивали. Правда, это в сентябре было, кеты и кумжи было море. Руками ловили.
– Дам берем? Или мальчишник устроим? – спросил генерал Аксенов. – Боюсь, меня могут дамы не отпустить одного. Посылбот у нас тоже имеется, и на ходу, шесть кают.
– А чего резину тянуть? Вечером и отходим! Мы свою посудинку тоже на парах держим, – заметили инженеры.
Илья поначалу и не знал, что ответить. Да, он – командующий, в том числе и флотилией. Да, яхта «Надежда» – разъездной катер командующего, но он ею еще ни разу не пользовался, обходился ее крейсерским катером, обычно стоявшим в ковше неподалеку. Тут же все намекали, что пора бы «Надежде» проветриться, она, дескать, побольше, и для «дамов» максимально удобна, а скидываться на вечернюю пьянку господа офицеры начали немедленно, обсуждали, какую вкуснотищу готовит кок адмиральской яхты. Вот сволочи!
