– Я спрашиваю, какие у меня есть варианты?
Я хотел сказать ему, что все будет хорошо. Что он поправится. Что у нас есть способы и средства сделать что угодно для каждого. Но я не мог. Я до сих пор не знаю, что мы могли бы сделать для старика со сломанным позвоночником.
– Других вариантов нет, – тихо повторил я.
Натан сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.
– Могу я отказаться?
– От чего отказаться?
– Отказаться от всего. Просто отказаться и уехать домой?
Он с трудом вытер пот с лица.
Я был поражен. Я не мог найти нужных слов.
– Я могу вызвать вам социального работника и договориться о сиделке. Вам необходим круглосуточный уход. Это…
– Вы понимаете, что я говорю не об этом.
Я отступил.
– Я не могу отправить вас домой умирать в одиночестве, Натан. Если, конечно, вы спрашивали об этом.
Он посмотрел прямо на меня.
– То есть я должен пару месяцев пролежать в собственном дерьме, пока не умру от пневмонии?
Честно говоря, именно это его и ждало. Именно так мы поступаем с людьми в его положении. Можете сколько угодно притворяться, что это не так. Можете твердить себе, что мы отправляем таких, как Натан, в дом престарелых, или, если у них куча денег, домой под круглосуточный присмотр сиделок, с обезболивающими и катетерами, чтобы им не пришлось лежать в собственной моче. Но на самом деле все не так. И правда бывает весьма неприглядной.
Я не мог сказать этого вслух. Я отступил еще на шаг.
– Почему бы вам не поговорить с социальным работником? Может быть, мы найдем выход, который вас устроит.
Через двадцать минут сверху спустилась Анита. Она провела с Натаном два часа. Она входила и выходила из палаты, куда-то звонила, что-то писала. Она безуспешно пыталась найти друга или родственника, который мог бы обеспечить ему круглосуточный уход дома. Но никого не нашлось. Натан был совершенно одинок.
– Он не может поехать домой, – сказала Анита.
Я оторвался от компьютера и повернулся к ней.
– Во-первых, у него нет никакой страховки. Жена его умерла очень давно, и он так и не возобновил страховку. Ему придется продать свою ферму, чтобы заплатить за домашний уход, – она вытащила какой-то листок. – Сейчас уборочная, а потом ему придется расплачиваться по кредитам. Но сделать этого он не сможет. И, кроме того, у него нет семьи. У него был сын, но он погиб, упал с лошади. Если бы у него был кто-то из родственников, все могло бы – только могло бы – быть иначе. Но у него никого нет. Совсем никого.
Я откинулся в кресле и забарабанил пальцами по столу.
– И что мы можем сделать?
– Я могу отправить его в дом престарелых, если он продаст часть фермы, чтобы оплачивать уход.
Анита закусила нижнюю губу – она всегда так поступала, когда хотела еще что-то сказать.
– И? – спросил я.
Она слегка покраснела.
– Они действительно не могут вылечить его спину?
Я покачал головой.
– Не в девяносто четыре и не в его состоянии после падения.
Анита скрутила бумаги в тугую трубку.
– Он сказал мне, что всегда больше всего боялся оказаться прикованным к постели и беспомощным.
Я потер щеку, пытаясь хоть что-то придумать.
– Не знаю, что еще мы можем сделать?
– Хоспис? – предложила Анита.
– Перелом позвоночника – это не смертельно.
– В его случае – смертельно. Но там этого не поймут.
Бумаги в ее руках задрожали. Мы ничего не могли сделать, и она это знала.
Анита вздохнула и поднялась.
– Бедняга. Сообщи мне, когда вы все решите. Я помогу, чем смогу.
– Спасибо.
Я вернулся в палату. Натану стало хуже. Он уронил пульт вызова медсестры на пол. Боли вернулись, а позвать на помощь он не мог. Он пытался перевернуться на бок, чтобы облегчить боль. И это ему почти удалось, но боль стала настолько сильной, что он замер в неудобном положении – он не мог ни повернуться на бок, ни вернуться в прежнее положение. Простыни промокли от пота. Он часто дышал. Я схватил его за плечо и бедро и осторожно повернул на спину.
– Вы должны оставаться в таком положении, – сказал я.
Натан смотрел на меня. В глазах его застыла паника.
– Отправьте меня домой, док.
Он повернул голову, чтобы смотреть мне прямо в глаза, и этим движением спровоцировал очередной приступ.
– Бросьте всю эту чушь и отправьте меня домой. Пусть кто-нибудь усадит меня возле дома, откуда я буду видеть свои поля, и оставит там. Ночь будет холодной. В моем возрасте это продлится недолго.
Я пытался объяснить, почему не могу так поступить. Почему не могу вызвать скорую, чтобы его отвезли домой и оставили умирать на улице. Разговор шел по кругу. Ему не было дела до этики, законов, ни до чего. Жизнь его кончилась.
Пока мы разговаривали, я думал о результатах КТ. О раздробленных позвонках, о его возрасте, о том, что он будет прикован к постели двадцать четыре часа в сутки. Предстоящие месяцы будут для него настоящей мукой. От неподвижности у него образуются тромбы в ногах, а потом они поднимутся выше и проникнут в легкие. Если его не убьют тромбы, то доконает пневмония. И пневмония его постепенно задушит. Если он выживет, то через полгода превратится в собственную тень. В девяносто четыре года организм уже не в состоянии бороться.
Но что я мог сделать? Что мог сделать любой на моем месте? Выхода просто не было.
– А если я поеду в дом престарелых, – спросил Натан, – что тогда? Предположим, я пройду курс реабилитации и все такое. Когда я смогу вернуться на ферму? – он помолчал и добавил: – Скажите честно.
– Нескоро…
– Через пару месяцев?
– Возможно, – но потом я сказал правду: – Но, скорее всего, вы не вернетесь.
Натан смотрел в потолок и молчал.
– Я хотел бы отправить вас домой, – я обеими руками оперся о спинку кровати. – Но у вас нет родственников. За вами некому ухаживать.
Я ждал, что он будет спорить, но он молчал.
– Я могу позвонить? – спросил он.
Я отстегнул с пояса портативный телефон и протянул ему.
– Нажмите зеленую кнопку и наберите 9, чтобы выйти в город.
– Спасибо. Дайте мне несколько минут.
Я вышел и вернулся к компьютеру, а оттуда позвонил Аните.
– Собирай документы. Похоже, он согласится на дом престарелых.
– Хорошо, я подготовлюсь.
Отправить человека в дом престарелых – дело непростое и небыстрое. Родственники часто полагают, что достаточно сделать пару звонков – и порядок. В действительности же долгие часы уходят на подготовку документов и переговоры с социальной службой, страховыми компаниями, врачами, аптеками и т. п. Это огромная работа. Приемный покой этим не занимается, потому что у нас просто нет времени. Но когда ситуация безвыходная, это приходится делать нам.
