Я вернулся в приемный покой, записал свое имя напротив имени очередного пациента и продолжил работать.
* * *
Джослин уже исполнилось семнадцать.
Рыжие волосы ее стали короче. Она собрала их в хвост на затылке. Веснушки на носу и щеках никуда не делись. Она выросла высокой и стройной, как отец.
На сей раз с ней приехали оба родителя. Удивительно, что сделало с ними время. У отца на макушке наметилась лысина, а виски припорошила седина. Он набрал несколько лишних фунтов, но, когда смотрел на Джослин, глаза его сияли точно так же, как раньше.
Я не видел Мэгги с того времени, когда Джослин было четыре дня. Сегодня она стояла рядом с мужем возле больничной кровати. Осанка у нее уже не была такой царственной, как раньше, а на лице появились заметные морщинки.
Родители Джослин стояли очень близко, плечи их соприкасались. Я почувствовал, что они очень волнуются.
– Привет, Джослин, – сказал я. – Я – доктор Грин, врач приемного покоя.
Девушка не смотрела на меня. Она прикладывала мешок со льдом к колену, скрипя зубами от боли. На ней была баскетбольная форма старшей школы О’Лири, черная с зеленой окантовкой и эмблемой в виде рыцаря с мечом и щитом на груди.
Я сел рядом, и Джослин посмотрела на меня. Конечно, она меня не вспомнила.
– Что случилось?
– Она прыгнула для подбора, а потом столкнулась с другим игроком, – ответила за дочь Мэгги.
– Я вывихнула колено, – не обращая внимания на слова матери, сказала Джослин.
– Можешь наступить на ногу?
Она покачала головой.
– Я даже согнуть ее не могу.
Девушка попыталась шевельнуть ногой и мгновенно побледнела от боли. Мешок со льдом упал на кровать. Она схватила его и вернула на колено. На лице мелькнула гримаса боли, но тут же сменилась прежней хмуростью.
– У них плей-офф… – дрогнувшим голосом произнес отец.
Я кивнул. Я понимал, что для них это не просто спорт – это важнейшая часть того, кто девушка сейчас и кем она станет.
Я снял пакет со льдом и осмотрел колено. Нога отекла, над суставом возникла фиолетовая гематома. Вид был не очень.
– Где болит? – спросил я, осторожно прощупывая сустав.
– Глубоко внутри, – ответила Джослин. – Такое ощущение, словно что-то оторвалось.
Я вернул пакет со льдом на колено.
– Что скажете? – спросил отец.
Прежде чем я успел ответить, инициативу перехватила Джослин:
– Я смогу играть на следующей неделе?
– Давайте все по порядку. Сначала нужно сделать рентген и исключить перелом. А уж потом будем говорить о следующей неделе.
Джослин посмотрела на родителей. Во взгляде ее сквозил испуг – она снова стала маленькой девочкой.
– Да, нужно сделать рентген, как говорит доктор. – Мать села рядом с дочерью. – Может быть, все не так страшно.
Снимок оказался хорошим. Из-за сильного отека я опасался, что Джослин сломала плато большеберцовой кости – верхнюю часть массивной кости ноги. Если бы перелом произошел на линии сустава, спортивная карьера Джослин была бы кончена. Но ей повезло.
Я ввел снимки колена в компьютер и развернул монитор так, чтобы всем было видно.
– Это большеберцовая кость, – я показал на экране. – Эта поменьше – малая берцовая. Это коленная чашечка, а это – бедренная кость.
Джослин нетерпеливо кивала. Ее волновало лишь одно.
– Похоже, все в порядке.
Теперь я знал, что кости целы. Нужно было проверить связки. Я стабилизировал бедро Джослин и толкнул ногу чуть ниже колена назад. С задней крестообразной связкой все в порядке. Пойдем дальше. Я осторожно потянул ногу Джослин за икру вперед, удерживая бедро. Нога двигалась слишком легко – и слишком свободно.
Джослин сразу же вскрикнула от боли и прикрыла рот рукой.
– Прости, – сказал я, вернул ногу в прежнее положение и положил на колено пакет со льдом. – Все дело в передней крестообразной связке.
– Значит…
– Значит, на следующей неделе ты играть не будешь.
Кровь бросилась ей в лицо.
– Тебя должен осмотреть хирург-ортопед. Повидимому, понадобится операция.
Джослин прижала к лицу подушку и зарыдала.
Я выждал мгновение. Лица родителей были мрачны. Сезон, по крайней мере для Джослин, закончился.
Ей понадобится операция, реабилитация, а дальше – кто знает. Возможно, она восстановится и сможет бегать, кататься на лыжах и вести нормальную жизнь молодой девушки. Но связкам нет дела до человеческих планов.
Сестра наложила на колено ортез и научила Джослин пользоваться костылями. Девушка пошагала осваивать новый навык, а я отправился к другим пациентам.
Джослин остановилась у стола, когда я заполнял очередную карту.
– Что с тем парнем в пятой палате? Который на ИВЛ?
Я отклонился в сторону и заглянул в пятую палату. Там лежал парень после аварии на мотоцикле. У него были множественные переломы и повреждения легких. На полу валялись упаковки от инструментов, разрезанная одежда, забрызганная кровью. Работа с такими травмами и восстановление дыхания – дело нелегкое. Уборщица мыла пол вокруг каталки.
– Он попал в аварию, – пояснил я.
– Это его кровь на полу?
Я запнулся, но ответил:
– Да.
Джослин посмотрела в пятую палату и сказала, ни к кому не обращаясь:
– Похоже, мне стоит быть благодарной, что я не на его месте.
Медсестра наконец настроила аппарат искусственной вентиляции и заметила, как Джослин внимательно смотрит на нее. Она подошла к дверям и задернула шторку.
– Спасибо, что вы мне помогли, – Джослин повернулась ко мне.
– Упражняйся, – я сделал жест рукой.
Джослин на костылях заковыляла к родителям, они усадили ее в кресло.
И снова ушли.
* * *
Наша экстренная медицина вся состоит из начал и концов. Мои смены заполнены людьми, которые в последний раз занимались спортом, в последний раз были на работе, в последний раз видели любимых людей. Но и первые дни не всегда приятные.
Я видел людей, которые только что узнали, что у них рак, видел первые минуты жизни без близкого человека. В таких мыслях легко затеряться, и я в миллионный раз напоминаю себе, что у нас случается и хорошее. Нужно выбирать, на чем сосредоточиться.
Свет включается в третьей палате. Следующий пациент ждет доктора. Я отгоняю мрачные мысли и направляюсь в палату.
Джослин уже двадцать восемь. Буйная ее шевелюра мне хорошо знакома. Светлая кожа на лице… Джослин слишком бледна. Губы у нее посерели, глаза ввалились. Стоило мне войти в палату, как монитор запищал – давление упало до 74 на 40, критический показатель.
