– Что случилось, – перепугался я, – что с тобой?
Я, похоже, застал ее врасплох, потому что Руби постаралась быстренько собраться.
– Мне казалось, ты сегодня вечером должен был опять ехать к бабушке, проверить, как у нее дела, – сказала она, вытирая глаза салфеткой.
– Да, но пришлось задержаться на работе, так что поеду с утра. Но с тобой-то что такое?
Руби тяжело вздохнула.
– Да ничего. Просто такая вот я дура.
Она прикурила сигарету и глубоко затянулась.
– А Флора где? – спросил я.
– На дежурстве. Я не знала, что ты сегодня вернешься. Сидела здесь и думала…
– Надо было позвонить мне, если ты расстроилась. А теперь давай, расскажи, в чем дело, – сказал я, садясь с ней рядом.
– Я просто… – начала Руби, не зная, как выразить свою мысль. – Мне иногда кажется, что лучше нам ни во что не вмешиваться.
– Слушай, если ты про попугайчика Флоры, который вылетел в окно, так никто тебя не винит. Да и вообще, с тех пор 100 лет прошло. Она давно про него забыла, и он наверняка прекрасно устроился где-нибудь в парке.
На самом деле я не был в этом так уверен и подозревал, что он, скорее всего, встретился с неумолимым роком в лице соседского кота.
Руби покачала головой.
– Конечно же, я не об этом.
Она поерзала на стуле.
– Иногда мне кажется, что мы приносим больше вреда, чем пользы – я имею в виду врачей. Мы вмешиваемся в ход событий и меняем его, но он все равно нам не подчиняется, понимаешь?
Она поднесла сигарету ко рту, но так и застыла, держа ее в руке, задумавшись.
– Я сегодня пошла проведать того парня, помнишь, Джоэля, на которого напали с ножом.
История о том, как она спасла парнишке жизнь, вскрыв ему грудную клетку, быстро распространилась: теперь Руби была своего рода знаменитостью в медицинских кругах, почти как доктор Хилари Джонс.
– Я знала, что не стоит мне идти. Знала, что совершаю ошибку. В травматологической хирургии всегда так – ты стабилизируешь пациента, спасаешь ему жизнь и стараешься не смотреть назад.
– А что случилось? Он был не рад тебя видеть? – спросил я.
– Он парализован. Даже на инвалидном кресле передвигаться не может. Не может сам есть – вообще ничего. Он как овощ, только еще хуже, потому что отдает себе отчет в том, что происходит.
– Как же так? Ты ведь спасла его, я думал, с ним все в порядке, – медленно пробормотал я.
– Он до сих пор в реанимации. Заразился менингитом. Нож, которым его ранили, был грязный.
Она хохотнула, коротко и печально.
– Естественно, кто же будет стерилизовать нож, прежде чем нападать?
Она сделала глубокую затяжку.
– Одна из ран позволила инфекции проникнуть в спинной мозг, а по нему – в головной. И теперь он парализован.
Пару мгновений я ничего не отвечал. Руби всегда держалась так уверенно и независимо, столько раз давала мне советы относительно пациентов, нуждавшихся в моей помощи, что теперь мне очень хотелось отплатить ей тем же и сказать что-то очень верное.
– Это не твоя вина, Руби! Ты спасла ему жизнь. Ты не знала, что так получится. Ты винишь себя за вещи, которые никак от тебя не зависят. Ты же не могла просто оставить его умирать!
– Да, но посмотри, на что я его обрекла. Я спасла ему жизнь, но какой эта жизнь теперь будет? Надо было мне дать ему уйти, а не сопротивляться так сильно.
Она поглядела мне в глаза.
– Да, мы многое можем. Мы вырываем пациентов из лап смерти, но только всегда ли для них так лучше? В скорой помощи мы об этом не думаем. Там нельзя спокойно сесть, обсудить все с членами семьи за чашкой чая, как в сериале. Нет рядом специалиста по медицинской этике, нет группового обсуждения, как в университете. Все происходит так быстро, что ты действуешь почти автоматически. Принимаешь решения за долю секунды – надо спасать этого человека, – а пациент расплачивается за них всю оставшуюся жизнь.
Она встала из-за стола, наполнила водой чайник и нажала на кнопку.
– Макс, ему всего 22. Ему предстоит провести в таком состоянии несколько десятилетий. Ты же знаешь, что будет дальше: пневмония за пневмонией, его станут накачивать антибиотиками, он будет постоянно валяться по больницам, круглосуточные сиделки, сплошное унижение, никакой свободы. Если бы меня не оказалось рядом, когда его привезли в больницу, он умер бы прямо там, на столе, и все было бы кончено.
Чайник закипел, и Руби достала из буфета две кружки.
– Иногда работа кажется мне бессмысленной. Ты думаешь, что делаешь доброе дело, но все оборачивается совсем наоборот.
Она заварила чай и понесла кружки к столу.
– Руби, – сказал я, – ты сделала все, что могла, и ты не могла знать, как все обернется. Вина лежит на тех, кто напал на него с ножом. Ты тут не при чем. Это они виноваты. Злиться надо на них.
Руби поставила кружки на стол.
– Вообще, мне совсем не хочется чаю, – ни с того ни с сего сказала она. – Может, пойдем выпьем?
– Конечно, пошли, – кивнул я, вставая из-за стола.
Мы вышли из дома и зашагали по тротуару. Я крепко обнял ее за плечи.
– А как у тебя прошел день? – спросила она, поднимая на меня глаза и улыбаясь. – Кстати, чем это от тебя так несет?
– Понимаешь…
Минуту спустя она вывернулась из моих объятий и начала отчаянно чесаться.
Глава 13
– Тебе надо готовиться к худшему, – сказала Линн. – Если последние несколько ночей он не показывался, то, скорее всего…
Голос ее затих.
Вмешался профессор Пирс:
– Думаю, Линн пытается сказать, что он, скорее всего, уже умер.
Воцарилось неловкое молчание, которое нарушила Джой, распечатав пакет печений. Профессор Пирс поглядел на нее, качая головой.
– Сорри, – пробормотала она, но, когда он отвернулся, скорчила гримасу. Потом наклонилась вперед, – Они просто роскошные, дорогуша, – прошептала она с заговорщицким видом и кивнула мне, приглашая угоститься следом за ней. – Там внутри капли настоящего бельгийского шоколада.
– Мне не хочется, но все равно спасибо, – ответил я.
Кевин протянул руку, собираясь взять печенье из пакета, но Джой тут же его отдернула. Вытащила еще одно печенье и медленно поднесла его ко рту. Потом прищурилась и заулыбалась, словно Чеширский кот, поглаживая себя по животу.
Кевин обиженно надулся, и Джой пошла на попятную.
– Ладно, бери, – сказала она, протягивая ему печенье, – но запомни: ты мой должник.
Вид у Кевина стал слегка обеспокоенный, и не без причины: Джой вела тщательный учет всех, кто был ей чем-то обязан. Одно печенье могло обойтись плюс-минус в массаж спины или несколько стаканов кофе с доставкой. Джой взимала такие проценты, что могла бы стать акулой бизнеса, не засидись она в клинике простой секретаршей.
