Пройдут годы, и Черчилля будет продолжать волновать, что у потомков сложится несправедливое мнение о личности Френча, о его достижениях полководца, особенно в сравнении с Хейгом. «Лично я считаю, что Френч превосходил Хейга, — признается Черчилль Эдмондсу в июле 1937 года. — И если бы он остался на посту главнокомандующего, то нам удалось бы избежать ужасного кровопролития в Пашендейле»
*
[1669]. В самом очерке на эту тему появятся следующие строки: «Френч был солдатом по природе. Пусть у него не было интеллектуальных способностей Хейга ни даже его внутренней выносливости, зато он обладал способностью глубоко понимать военные вопросы. Он не мог сравниться с Хейгом в точности деталей, но у него было сильнее развито воображение, и он никогда бы не втянул британскую армию в эту долгую изнуряющую бойню»
[1670].
Несмотря на все благородство со стороны Черчилля, одним стремлением восстановить историческую справедливость написание очерка не ограничивается. Биография Френча привлекала его не только своими достижениями и провалами. Непредсказуемая жизнь фельдмаршала лишний раз подтверждала веру Черчилля в Провидение. Он считал, что каждая великая личность является орудием в руках Господа, который создает условия для реализации Своего Промысла. Поэтому взлеты и падения неизбежны. Нужно лишь верить, что твой «звездный час» еще не пришел, что ты еще не реализовал весь свой потенциал, что тебе еще представится возможность продемонстрировать все, на что ты способен. В 1930-е годы эти взгляды стали больше чем просто точкой зрения. По мере того как Черчилль старел, а на политическом Олимпе уверенно чувствовали себя лидеры отличной от него формации, вера в собственное предназначение оставалась одним из немногих якорей, за который продолжал держаться черчиллевский фрегат, надеясь, что ему еще предстоит выйти в большое плаванье.
Каким бы сильным ни было внутреннее убеждение в правоте собственных суждений, людям свойственно искать подтверждение им во внешнем мире. И пример Френча, который к тому времени уже почил с миром, но продолжал занимать почетное место в памяти друга, представлял удачный объект для исследования. В декабре 1937 года у Черчилля состоялся разговор с генералом Уильямом Эдмундом Ай-ронсайдом (1880–1959). Речь зашла о полководце. Уинстон начал рассказывать собеседнику биографию Френча, грезившему о посте главнокомандующего, о «руководстве великой английской армией в европейской войне». В итоге достижение «одной-единственной цели» и «реализация амбиций» «кончатся крахом иллюзий»
[1671]. Но сейчас для пребывающего в отставке политика было важно другое. Не трагедия, последовавшая за триумфом. А сам триумф, увенчавший давно нескрываемые желания, и тот факт, что «события предначертаны»
[1672].
Френч последовательно шел вверх по карьерной лестнице, но в апреле 1914 года, отказавшись исполнить приказ об использовании войск в Ольстере, был снят с должности начальника Имперского генерального штаба и отправлен в отставку. «Казалось, у Френча больше не оставалось перспектив, — напишет об этом инциденте Черчилль. — Солдаты не часто назначаются на высокие посты в мирное время. Вакансия была занята, во власть пришел новый человек, появились новые привязанности. Кроме того, у высших военных чинов возникло стойкое предубеждение против генерала, который так плотно ассоциировал себя с либеральным правлением. Во влиятельных кругах быстро распространилось мнение, что он больше не хочет командовать, что он устал, что он потерял чувство Армии. Это был его надир»
[1673].
К моменту выхода статьи о Френче, содержащей этот фрагмент, в News of the World (1936 год), Черчилль достиг того же, что и у полководца, возраста — шестьдесят один год, и он тоже был списан. Стоит перечитать этот фрагмент еще раз, заменив Френча на Черчилля, а военных — на политиков, и станет понятно, насколько автобиографичны приведенные строки.
Когда в 1914 году Френч был отправлен в отставку, Черчилль занимал пост военно-морского министра. На тот момент он не придал этому большого значения, продолжая заниматься масштабной и срочной мобилизацией Королевского флота. Инспектируя верхи на реке Тайн, он попросил Френча сопровождать его. В течение нескольких недель они вдвоем проплыли по восточному побережью, посещая различные военно-морские объекты. Френч был раздавлен. «Он был уверен, что его военная карьера закончилась, — вспоминал Черчилль. — Полный бодрости и огня, он был обречен на долгие пустые годы безделья в отставке. При всем его самообладании он производил на меня впечатление человека с разбитым сердцем»
[1674].
Вспоминал ли Черчилль эту совместную поездку по базам в 1930-х годах? Определенно. Причем не только вспоминал, но и размышлял над дальнейшей судьбой полководца. И эти мысли вселяли надежду. Поскольку именно на примере личности своего друга он осознавал, насколько «быстро иногда судьба меняет декорации и зажигает огни»
[1675]. Спустя всего пару недель после «грустного путешествия» и последующего начала Первой мировой войны, Френч был не просто возвращен в ряды действующей армии, а назначен-таки на пост, о котором мечтал столько лет. Эта драматическая история стала для Черчилля, также грезящего о высшей должности, наглядным подтверждением того, что будущее «предначертано».
Публикация «Великих современников» совпала с работой над последним томом «Мальборо». На примере жизни победителя при Блен-хейме Черчилль уже неоднократно убеждался в правильности своей гипотезы. Но в последнем томе он еще раз вернулся к теории предопределенности, рассмотрев ее на примере Роберта Уолпола. В 1712 году Уолпол по наущению своих противников Генри Сент-Джона
(1678–1751) и Роберта Харли был заключен в Тауэр. Казалось, его карьере, пришел конец. Но не тут-то было. «Пройдет несколько лет, прежде чем Харли и Сент-Джон осознают, что они навлекли на себя месть одного из величайших людей ближайшего будущего», — комментирует Черчилль
[1676]. Уолпол пробыл в Тауэре полгода. После кончины в 1714 году королевы Анны и прихода Ганноверской династии он вернулся в большую политику. В 1721 году он станет первым премьер-министром и будет занимать этот пост почти двадцать один год (в Британии этот рекорд так и остается непревзойденным)
.
Другой личностью, которая также импонировала британскому политику, был французский маршал Фердинанд Фош (1851–1929), отличившийся в годы Первой мировой войны: сначала на посту начальника Генерального штаба, затем — верховного главнокомандующего союзными войсками. Свой очерк о Фоше Черчилль написал вскоре после его кончины. Статья под названием «Фош неудержимый» была опубликована в 1929 году в июльском номере Nash’s Magazine. «Он был неистов, страстен, убедителен, но одновременно дальновиден и неукротим», — перечислял Черчилль набор качеств, которые вызывали у него восхищение и уважение. Не забыл он упомянуть и немаловажное для своей собственной системы ценностей великодушие. «Фош проявлял галантность — типично солдатскую — к старому и ужасному врагу, под пятой которого он страдал и по головам которого он пришел к победе», — одобрительно отмечает автор
[1677].
