Когда в 1980 году Уильям Манчестер собирал материал для биографии Черчилля, он связался с хорошо знавшим политика Робертом Бутсби, попросив его прокомментировать формирование правительства в 1935 году. «Многие спрашивали, почему мистер Черчилль, который возглавлял Адмиралтейство, Военное министерство, Министерство авиации, Министерство военного снабжения, не был тогда назначен. Ответ довольно прост, — объяснил барон Бутсби. — Он пробудил, встревожил и вооружил бы всю страну»
[1957]. В этом ответе содержится третья причина, почему Болдуин обошел Черчилля стороной. «Честный Стэн» уже не раз вступал в схватку с потомком герцога Мальборо и не раз выходил из нее победителем. Но эти победы не смогли придать ему уверенности в том, что они будут одержаны вновь, едва ему придется помериться силами с излишне активным министром.
Потерпев очередное поражение, Черчилль поступил так же, как уже неоднократно поступал раньше. Он отправился в теплые края залечивать за мольбертом полученные раны. Не забывая при этом, конечно, и о литературной деятельности. Образовавшийся после неудач в политике вакуум гармонично заполнила работа над завершением третьего тома о «герцоге Джоне».
Несмотря на красивые пейзажи и разноцветную палитру, каникулы у британского политика выдались невеселые. Видевший его в феврале Виктор Казалет, записал в дневнике: «Уинстон был в ярости от того, что не попал в правительство», «пренебрежительно отзывался о существующем руководстве» и был «переполнен беспокойства из-за немецкой угрозы»
[1958].
Черчиллю было из-за чего переживать и помимо Германии. Он разменял уже седьмой десяток. До достижения пенсионного возраста ему оставались какие-то четыре года, а это значит, что все призрачней и эфемерней становились шансы вернуться в бурные воды политической деятельности. Неужели работа в Минфине станет не только самым высоким постом, которого ему удалось добиться, но и, как для лорда Рандольфа, самой неудачной в его карьере, а заодно и последней занимаемой им должностью? Если бы Черчилль верил в приметы, то подобные рассуждения и совпадения еще больше усугубили бы и без того безрадостное настроение. Но Черчилль в приметы не верил. Хотя легче ему от этого не становилось. На помощь пришла верная и любящая супруга. Она переживала за мужа, но считала, что в сложившейся ситуации есть не только негативная, но и положительная сторона. «Я и в самом деле не хочу, чтобы ты служил под началом Болдуина, до тех пор пока он не даст тебе реальную власть и ты не будешь способен вдохновить правительство», — успокаивала она его
[1959]. Если Черчилль был прав, а Клементина искренне верила в это, то тогда, как ужасно это ни звучит, катаклизм был уже не за горами. Когда потоп начнется, о Черчилле не смогут не вспомнить. И статус его будет тем выше, чем меньше он будет связан с политикой и политиками, которые довели страну и мир до тотального кризиса.
А тем временем тайфун войны приближался. Ранним утром 3 октября 1935 года итальянские войска вторглись в Эфиопию. Муссолини желал объединить итальянские колонии Эритрею и Итальянское Сомали, взять под контроль Средиземноморский бассейн и север Африки (с последующей экспансией на юг), а также доказать собственную состоятельность как лидера, одержавшего победу в этой небольшой войне. Нельзя сказать, что ему это не удалось. Несмотря на значительное превосходство в живой силе, армия Эфиопии серьезно уступала итальянцам по части вооружения. На календаре была уже вторая треть XX века, а африканцы до сих пор использовали копья и луки. Имелось у них, правда, и огнестрельное оружие, но его большая часть была выпущена до 1900 года. Фашисты же не брезговали ни чем. Во время боев (вернее — бойни) у озера Ашанги они задействовали 140 самолетов, несших ипритовые бомбы.
Вторжение в Эфиопию напоминало избиение младенца и не могло не вызвать негодования международной общественности. Правда, дальше осуждений дело не пошло. Италию, поправшую Устав Лиги Наций, конечно, признали агрессором и даже ввели экономические санкции, распространявшиеся на запрет поставок вооружения и отдельных видов стратегического сырья, а также ограничение импорта итальянских товаров. Комментируя решение Лиги Наций, Черчилль скажет что «санкции оказались настолько неэффективными, что вызвали лишь раздражение дуче, не ослабив ни в малейшей степени его власти». Скорее наоборот, они лишь раззадорили Муссолини. Черчилль даже вспомнит по этому случаю известное изречение Макиавелли: «Люди мстят за мелкие обиды, но не за серьезные»
[1960].
Санкции и в самом деле оказались бесполезными, просуществовав всего восемь месяцев и не повлияв на прекращение войны. Но самым тревожным знаком было не это, а слабость и неспособность Лиги Наций регулировать международные конфликты. В конце 1937 года победоносная Италия спокойно вышла из состава Лиги. К тому времени оккупация Эфиопии была признана Латвией (первой, сделавшей этот шаг), Германией и Японией. В 1938 году оккупацию Эфиопии признает Великобритания. Однако еще в мае 1936 года Черчилль скажет, что «коллапс Эфиопии и ее успешный захват Италией знаменует собой завершение унизительной главы в британской внешней политике»
[1961].
Самое же страшное заключалось в том, что захват Эфиопии был только началом. Как потом правильно скажет Черчилль, успех «блефа Муссолини» позволил «одному важному наблюдателю сделать для себя далекоидущие выводы»
[1962]. Проявленная Лигой Нации недееспособность наполнила агрессивные планы Гитлера уверенностью. Но сейчас интересно не это, а позиция самого Черчилля по разыгравшейся в Африке трагедии. Нападение Италии ни для кого не было секретом. К войне готовился дуче, к обороне своего государства — император Эфиопии Хайле Селассие I (1892–1975). Остальные рассматривали различные сценарии реагирования на немотивированную агрессию Рима, готовясь тем самым к началу вторжения. В конце августа 1935 года состоялось секретное обсуждение этого вопроса между главой Форин-офиса Сэмюелем Хором, Энтони Иденом и Уинстоном Черчиллем.
Собравшиеся ожидали, что Черчилль станет придерживаться жесткой линии в отношении Италии, но, к удивлению Идена и Хора, он занял неожиданно умеренную позицию. По его мнению, начало военных действий против Италии целесообразно предпринимать только в том случае, если такой шаг будет принят «коллективно». Когда его попросили конкретизировать, что он понимает под «коллективными действиями», он пояснил, что имеет в виду «англофранцузское сотрудничество»
[1963].
