— А, я узнал вас, мистер Уинстон Черчилль, — обратившись к министру, произнес Бигнольд и объяснил, что прожектор используется для охоты на оленей, помогая лучше определять местоположение животных и направлять туда охотников.
Офицеры попросили лично продемонстрировать им работу устройства. Бигнольд не стал возражать. Когда все вопросы были сняты, компания из Адмиралтейства вернулась в автомобиль и продолжила свой путь в Инвернесс, а затем в Лондон
[613].
Черчилль был не единственным, кто поведал об этой истории — воспоминания также оставил Генри Оливер. Они во многом напоминают описание Черчилля, за одним существенным исключением. В дом пошли только трое — Оливер, Худ и Тирвит. Черчилль же остался ждать в машине. Но не потому, что испугался физического столкновения с неожиданным противником, — после критики его появления на Сидней-стрит, вполне возможно, политик решил на этот раз не выходить на авансцену в захватывающей истории и появился только под самый занавес, когда экскурсия по башне подошла к концу
[614].
Описывая этот инцидент спустя годы, Черчилль выскажет мысль, что шпиономания всегда имеет место, но в годы войны приобретает поистине нездоровый характер: «Острый взгляд следит за каждым движением, длинные уши ожидают каждой неосмотрительно брошенной фразы на улице, в общественном транспорте, на железнодорожных станциях, в театре, ресторане или таверне, неутомимо начинается изучение третьего и четвертого колен биографий с поиском неродных имен, а также тех, кто скрепил себя узами брака с иностранцем или иностранкой»
[615].
Впоследствии Черчилль описывал эту общественную истерию с определенной долей иронии, но в тот момент он и сам стал ее частью. О серьезности его намерений в отношении Бигнольда — не важно, принимал ли он личное участие в расспросах или самую интересную часть истории провел в автомобиле, — свидетельствует то, что он сделал по возвращении в Лондон. Политик дал указание Оливеру самым тщательным образом проверить показания Бигнольда, самого Бигнольда, а также его дворецкого и всех гостей, которые в тот момент находились в доме. Результаты проверки показали, что прожектор был установлен в башне в 1910 году, с момента начала войны ни разу не использовался, а хозяин Лохроск-лоджа — достопочтенный джентльмен и патриот; то же можно было сказать про его гостей и дворецкого.
Поведение первого лорда может вызвать улыбку. Думается, он и сам с улыбкой вспоминал эту историю спустя десять лет. Но даже признав, что военная шпиономания приобретает порой чересчур экзальтированные черты, в самом конце своего эссе Черчилль четко дает понять: случись ему вновь оказаться в этой ситуации при аналогичных обстоятельствах, он поступил бы точно так же
[616].
В ином ключе написано следующее автобиографическое эссе: «В воздухе», которое впервые увидело свет в двухчастном формате в номерах Nash’s — Pall Mail от июня — июля 1924 года, одновременно было издано в Cosmopolitan, а позже, в сентябре 1924 года, появилось на страницах Pictorial Magazine. В нем Черчилль поведал читателям о своем малоизвестном, но достаточно сильном увлечении пилотированием.
Как уже было показано выше на примере статьи про немое кино, в 1930-е годы в глазах общественности публичный образ Черчилля стал все сильнее покрываться пеленой консерватизма. Но эссе об авиации открывало другого, блещущего идеями, открытого для нового, готового к переменам Черчилля. Стратегические перспективы развития авиации привлекли его внимание еще в бытность руководства Министерством торговли. В феврале 1909 года он присутствовал на заседании Комитета имперской обороны, где обсуждалось предложение Чарльза Стюарта Роллса (1877–1910). В мировую историю Ролле вошел как один из основателей престижной компании по производству автомобилей Rolls-Royce Ltd. Помимо любви к гонкам, он также активно интересовался авиацией. На заседании Комитета имперской обороны Ролле сообщил, что приобрел аэроплан братьев Райт, и теперь просил государство предоставить ему необходимые ресурсы для изучения этого чуда техники. Военный министр Ричард Халдейн поддержал его, но Черчилль выступил против. По его мнению, инициатива Роллса напоминала «любительский подход». «Развитие авиации — серьезный вопрос, — заявил он. — Нам следует связаться с мистером Райтом напрямую и заручиться его опытом и знаниями в этом вопросе»
[617].
Начиная с 1910 года Черчилль стал посещать ежегодные авиашоу в Хэндоне, северном пригороде Лондона. Он знакомился с первыми британскими авиаторами и внимательно изучал технические характеристики новой техники. После своего назначения в Адмиралтейство в октябре 1911 года он утроил свою активность в отношении развития авиации. Под его личным руководством на базе уже сформированного авиационного корпуса была создана специальная военно-морская служба, прообраз морской авиации.
Одновременно с решением задач на государственном уровне Черчилль решил лично опробовать новую технику. На тот момент это было очень рискованное предприятие. Тот же Ролле погиб в результате авиакатастрофы, когда его биплан развалился в воздухе на высоте шести метров. Черчилль и сам отлично понимал всю опасность своего увлечения. «Воздух — очень опасная, ревнивая и требовательная любовница, — писал он в своей статье. — Посвятив себя ей, многие оставались верными до конца, наступавшего, как правило, задолго до прихода старости»
[618].
Тем не менее страх не помешал ему стать одним из первых британских политиков, поднявшихся в воздух. В увлечении авиацией проявились два качества Черчилля: храбрость, которая в годы войны будет восхищать его коллег
[619], и тяга к опасностям
[620]. «Лично на меня события, которые требуют проявления моральной и физической смелости, действуют воодушевляющим образом», — признается он Гарольду Николсону
[621].
Подняться в воздух для Черчилля было вызовом, и он не мог его не принять. Делясь с читателями своими ощущения, он признавался, что был «немало удивлен, когда, оторвавшись от земли, не испытал ожидаемого чувства головокружения». Несмотря на успешный взлет, его воображение продолжало рисовать «картины крушения и аварии». По своему «незнанию и невежеству» он надеялся, что это произойдет над какой-нибудь «мягкой водной поверхностью». Но несмотря на все страхи, первый полет завершится успешно
[622].
