– Да, Ярилина рукопись вас выдала, если так можно выразиться. Грустно. И если тебе важно: мы с Марго на стороне Василисы, но все-таки не считаем тебя чудовищем.
– Чудовищем? Это вы про кого? – раздалось над ними.
Сева заглянул в избушку за компанию с Муромцем, но не собирался задерживаться. Он был не настолько наивным, чтобы верить в серьезный настрой Огненных, и пришел забрать зелье, которое Василий прислал ему из Росеника. Однако кто-то все-таки обмолвился о практике, и он остался. Вместе с передачкой Огненная красотка вручила ему стакан с чем-то фиолетовым и улыбнулась.
– Так практики уже закончились или еще не начинались? – усмехнулся он, собираясь незаметно водрузить стакан на стол, когда девчонка отвернется.
– Смотря какие практики ты имеешь в виду, – рассмеялась она.
Севин взгляд лишь на секунду задержался на ее милом личике: чуть дальше показалась Водяная с блокнотом в руках. Он залпом выпил настойку.
Возбуждение, в которое приходил его организм рядом с ней, удавалось трансформировать только в злость. Он действительно злился. Испытывал жалость, но злился. А может быть, злился именно из-за этой жалости, которую в последнее время она подпитывала, напуская на себя отрешенный и печальный вид, будто все беды мира сошлись именно над ее головой. Бледная кожа должна была вызывать желание напоить Полину целебным отваром, а не фантазии о том, как, наверное, ярко горят на ней следы от поцелуев. Она словно специально сидела в трагичной изломанной позе с этими ее руками-веточками и выступающими ключицами, глядела жалостливо и тоскливо. Но не на него.
Он сунул кому-то пустой стакан и стал пробираться сквозь толпу.
Полина не слышала, как подкрался Сева. Василия в Заречье больше не было, но его настойки до сих пор оставались на вечеринках главными. Вмиг стало ясно, что Севе не удалось сбежать, не отведав одну из них: так зарделись его щеки и оживленно заблестели глаза.
– Конечно же, мы про тебя, Овражкин! – воскликнул Митя, отвечая на вопрос друга.
– Огненные собираются устроить телесную практику, – перевел тему Сева.
– В ней можно участвовать тем, кто не пил «Освобождение». Ты сам всегда повторяешь про ясность ума во время практик!
– «Освобождение» только добавляет уму ясности! – возразил Мите Зайчик, вынырнув из-за Полининого кресла. – Кстати, для практики надо разбиться на пары.
– И раздеться, – закончил кто-то из толпы, и избушка огласилась хохотом.
Стало нестерпимо душно. Полина махнула блокнотом. Или это из-за Севиного соседства ей не хватало воздуха? Тело казалось вялым и непослушным. В дверях мелькнул Алеша Попов, и Полина понадеялась, что он заметит ее и подберется ближе.
– Участвуешь в практике? Хочу кое-что попробовать с Водяной магией, – сказал Сева.
– А, это теперь так называется? – присвистнул Зайчик, но Сева не обратил на насмешку внимания. Он тоже заметил Попова, и злость снова закрутилась и сжалась, как пружина, где-то в районе груди: этот дурачок велся на печальный Полинин образ, падал перед ней на колени и целовал ей руки. И ей это явно нравилось.
– Или ты работаешь одна?
– Я не одна. – Полина перевела взгляд на Митю. – И я не хотела сегодня практиковать.
Нет, она хотела, конечно. Но не с тем, кого интересовала лишь ее стихия.
– Снова отказываешься? – Сева усмехнулся, иронично дернув бровями.
– Снова?
– Ты не стала танцевать со мной на маскараде – ладно, но практика – это совсем другое.
– Что? – Полина нахмурилась, не понимая, шутит он или нет. Почему его слова звучали как самая настоящая претензия? Это же он пошел танцевать со Стасей Романовой, хотя сначала пригласил ее, Полину! Он что, не поверил, что она не может снять кандалы? Принял это за отговорку?
– Овражкин, отстань от нее, тут уже целая очередь на телесную практику с целителем, – отшутился Митя, но почему-то никто не засмеялся. Из толпы выглянуло любопытное лицо Попова, девушки выжидательно притихли.
– Я просто интересуюсь, почему… она сидит с таким видом. Мало ли что случилось. – Сева развел руками. Ощущения были странные: словно внутри у него долгое время трещала под напором плотина, а теперь ее снесла на своем пути бешеная река. «Безрассудство» – вспомнилось вдруг слово, которое произнес кто-то, когда одна из Огненных протянула ему фиолетовый коктейль. «Что, если это было настоящее название напитка? Да нет, быть не может». И мысль тут же упорхнула.
– И с каким же видом я сижу? – Полина подалась вперед. Ноги и руки перестали быть ватными, налились силой. Ей даже удалось выдавить несвойственный ей ехидный смешок.
– Словно нет никакого смысла жить, словно ты уже себя похоронила.
Голос Севы звучал ровно и оттого очень убедительно. Краем глаза Полина заметила, как закивали несколько девушек за его плечом. Зато лицо Маргариты так красочно меняло выражения, что в другой ситуации над этим можно было бы вдоволь похохотать.
– А тебе-то что до моего вида? – Его тон, его слова, взгляд этот равнодушный – все делало ей больно. Но раздражение не дало скатиться в уныние.
– Я… То есть все мы, целители – Жаба, Матвей, мой отец, – мы делаем все, чтобы ты жила, пытаемся найти способ избавить тебя от проклятия, а ты… ты как будто не замечаешь… их усилий. Если ты сама не будешь стремиться к жизни, целителям тебя не спасти.
Полина взглянула на Матвея, который топтался у стола с напитками. Его растерянное лицо и как бы извиняющийся взгляд не утешали.
– Я очень ценю то, что целители для меня делают. Но надо мной продолжает висеть проклятие. Оно постоянно – понимаешь? – постоянно отнимает силы и приближает к… конечной точке.
– Снова драматизм! Обернись: да, у нас нет проклятия, но уверяю тебя, есть другие тайны, о которых ты не знаешь. Не факт, что мы тебя переживем. И тем не менее что-то никто не сидит трагично в уголке.
– От меня-то ты чего хочешь?! – прошипела Полина.
– Я хочу, чтобы ты… – Он запнулся на одно короткое мгновение – никто, наверное, и не заметил, и лишь Полинино сердце неожиданно заплясало в нетерпении, словно предвкушало важное признание. – Чтобы ты перестала унывать. Мы делаем все, чтобы избавить тебя от проклятия, так покажи, что тебе это нужно. Что мы не стараемся впустую!
– Иди ты знаешь куда!
Полина вскочила с кресла, не обратив внимания на шлепнувшийся на пол и раскрывшийся блокнот, растолкала всех и выскочила вон из избушки, зная уже, что за ней по пятам следует Попов.
Митя так и не понял, что произошло, словно суть ускользнула от него еще в самом начале перепалки. Он поднял Полинин блокнот: там не очень твердой рукой, но с долей остроумия были выведены оттопыренные уши Зайчика, длинные тени от стаканов на столе, поясок с лентами на чьем-то платье и злой веснушчатый профиль, который легко было узнать. Он повернулся к Севе, но тот уже болтал с Огненными и, казалось, обо всем успел позабыть. За спинами мелькнул и исчез разочарованный Василисин взгляд – да, Митя и сам понял, что должен был остановить Севу, должен был встать на сторону Полины, но почему-то этого не сделал.
