Анисья кивнула, но мысли ее унеслись вовсе не к тем парням, которые ей нравились и которым нравилась она. Сейчас ее больше не волновал ни предатель Дима Велес, ни равнодушный Заиграй-Овражкин. Она думала про брата. И про таинственного призрака юной княжны, что, по слухам, прислуживал ему, а по рассказам самого Мити – помогал ему на Посвящении. А следом вдруг вспомнились сны, которыми то и дело с подружками делилась Маргарита. Ей снилась одна и та же колдунья: то в старинном наряде бегущая по мужскому крылу Белой усадьбы, то в середине зимы в легких туфлях разгуливающая по Драконьей волыни. И после одного такого сна Маргарита застала Драконью волынь сожженной дотла… Анисья взволнованно огляделась. Так, для начала надо бы выпить еще мятного чая, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. Она наклонилась к столику, схватила чайничек, плеснула в кружку кипятка и вдруг зацепилась взглядом за старинную сахарницу. На ней была выгравирована руна «Велесов шлем» – руна рода Заиграй-Овражкиных.
Анисья медленно выдохнула, вытащила из кармана зеркальник и выскочила из бабушкиной комнаты. Ей нужно было срочно связаться с братом.
* * *
Когда Полина закрыла глаза, седая снежная тьма за окнами Гнезда проникла и в ее сон. Деревья высились по обе стороны тропинки, она шла, дрожа и поскальзываясь. Ветки сверкали иглами инея, отовсюду свешивались клочья белой, заледеневшей паутины. Босые ноги ныли от холода. Она терла ладонями локти и плечи, но не согревалась. Ее преследовала толпа наставников. Лица некоторых из них чуть яснее проглядывали в сером мареве, остальные же терялись в тени.
– Сейчас-сейчас, – приговаривали голоса. – Еще немного.
Полина знала, что нужно идти вперед, что наставники защитят ее, что ведут ее в тепло, на свет. Дорожка вывела на край обрыва, под пальцами зашуршал холодный белый песок.
– Ну вот, ну вот, – ласково повторяли голоса.
Полина огляделась, жадно ища глазами что-нибудь приметное на голом берегу, и увидела лоснящуюся шкуру нерпы. Она была влажной, в складках собрались комья слизи с кровавыми прожилками, но Полина бросилась к ней, чувствуя ее уходящее тепло. Во сне это было естественно и правильно. Наставники окружили ее, помогая расправить шкуру и влезть в нее. Кассандра, Яга и Фея вынули откуда-то иголки с красными нитками и принялись штопать расползавшийся мех прямо на Полине. Она не обращала внимания на их действия, только сводила вместе руки, чтобы им удобнее было шить, а сама все смотрела на Дарью Сергеевну, чье печальное лицо тускнело, стоило Полине моргнуть.
Ловкие руки Феи втыкали иголку и вытягивали красную шерстяную нить возле Полининого горла. Она вдруг ощутила плотный, неживой запах нерповой кожи и вздрогнула. На голову ей опустилось что-то тяжелое, перед глазами расплылись черные, похожие на кошачьи усы.
– Хватит, – сказала Полина, но поняла, что руки ее скрещены на груди, а шкура прилегает к ним так плотно, что она не может пошевелить и пальцем.
Кто-то взял ее за плечи и легонько подтолкнул. Сквозь влажную шерсть она разглядела край обрыва и черное ледяное море под ним. Кто-то тронул ее, она невольно шагнула, оказавшись над пропастью.
– Нет! – закричала она что было сил. – Нет!
– Так нужно, милая, – ответило многоголосье.
– С тобой ничего не случится, ты же Водяная.
– Случится! – кричала Полина. – Вы не понимаете! Не понимаете! Остановитесь!
Волны неистово били о скалы, вздымая горы соленой пены. Они становились похожими на гигантские крылья, на острые когти, на разинутые хищные клювы.
– Это не вода… – шептала Полина, задыхаясь от вони нерповой кожи. – Не вода!
Кто-то еще раз коснулся ее плеча, надавил, и когтистое, опасное море начало стремительно приближаться. Полина зажмурилась, она слышала свой оглушительный крик, но не могла ничего сделать.
Вода обрушилась отовсюду. Она сдавила виски, затекла сквозь редкие красные нити швов. Полина дышала часто и надрывно, пытаясь выпутаться. Было темно, во рту стоял вкус крови. Казалось, ничего не может быть страшнее, но вдруг в проеме шва мелькнуло что-то черное. Цепкие когти вцепились в мех и принялись раздирать. Полина снова завизжала, но рот наполнился водой и звук пропал. Она боролась изо всех сил. Билась ногами и локтями, прогоняя хищную черную птицу. Но та продолжала раздирать нерпову кожу, шипя от прикосновений к шерстяным ниткам. Ее когти теперь походили на человечьи руки и оттого справлялись с задачей куда быстрее. Шкура треснула по шву, руки сдернули ее, как горящий страстью любовник мог бы сдернуть с девушки платье. Полина высвободилась и попыталась оттолкнуть птицу, но с удивлением уперлась в человеческую грудь. Существо походило на тень, за спиной его расплывались призрачные черные крылья. Щеки надулись, чтобы удержать в легких побольше воздуха, поэтому лицо было трудно узнать. Темно-оливковая кожа покрылась сотнями пятен. И интересовала его именно нерпова шкура, а не зашитая в нее девушка. Существо отчаянно дергало мех и тянуло его к себе. Полина выпуталась из склизких лохмотьев и, уловив желание существа, стала помогать ему нацепить изодранную шкуру. Крылья каким-то чудом уложились в нее, существо, скрючив руки и ноги, втиснулось тоже. Полина обнаружила в своей руке иголку с красной нитью и быстро-быстро стала штопать огромную прореху на груди нерпы.
«Вот же удача, – думала она. – Похоронила эту птицу вместо себя. Похоронила свое проклятие».
Существо в шкуре задергалось и заскулило. Но Полина торопилась. Остался последний стежок. Она проткнула края шкуры, потянула, и ее обдало снопом пузырьков – необычная птица выдохнула. Края шкуры сомкнулись. Но прежде чем это случилось, Полина узнала лицо существа. Узнала эти черные глаза и хмуро сведенные брови.
– Нет! Не-е-ет!
Она затрясла обмякшую тушу, но на нее смотрели лишь стеклянные глаза зверя. Его мягкие смешные усы безжизненно повисли.
– Очнись! – кричала Полина, но вода искажала звук, превращая его в утробный вой.
Она схватила нерпу и поволокла на поверхность. Там бушевали волны, но уж с ними она умела обращаться. Море быстро принесло ее к каменистому берегу. Исцарапав все тело о камни скал, она выволокла свою ношу. Это была мертвая нерпа. Ее мех был цел и невредим, но жизнь ее покинула. Полина обняла ее, уткнулась в шею и разрыдалась.
– Эй! – Она удивленно разлепила мокрые от слез глаза. Над ней склонялись Маргарита, Ася Звездинка и Синеглазка. Их лица были встревоженными.
– Проснулась? Полина?
– Да, Марго, – прошептала она, вытираясь краешком одеяла. – Да, я тут.
– Боже, По, что с тобой было?! Почему ты так рыдала?
– Мне приснился сон. Страшный и грустный…
Девушки выжидательно глядели на нее.
– Про… мертвую нерпу.
– Ну слава Мокоши! – воскликнула Ася. – Мы-то уж подумали, что с тобой теперь происходит то же, что и с местными!
Полина сразу поняла, о чем она. С приближением равноденствия поведение воспитанников изменилось. Сначала это было не так заметно, но вскоре все девчонки, что жили с ними в одной комнате, начали просыпаться от кошмаров. Они стали тревожнее, прозрачнее, истончились до пульсирующего сгустка чистого, но ненадежного волшебства. Они вздрагивали, стоило неожиданно обратиться к ним или подойти со спины. Теперь почти все время они посвящали практикам, проводили обряды в бане, начинали и заканчивали день обетами молчания, словно собирались хоронить все живое на самом деле.
