Эти двое мужчин не понимают языка друг друга, но общаются при помощи взглядов и жестов. В конце концов их ловят французские солдаты, и они приговорены к казни. Они предстают перед расстрельной командой, их руки сцеплены в рукопожатии. Офицер в ярости отдает приказ стрелять.
Двое друзей падают, не размыкая рук. Все растроганы историей их дружбы, даже пруссаки. Приветствия Жану-Батисту гремят из прусских окопов, в то время как французы скандируют имя Леопольда. Солдаты с обеих сторон бросают оружие и идут навстречу друг к другу с рукопожатиями, подражая последнему жесту Жана-Батиста и Леопольда. С обеих сторон фронта вспыхивают мятежи, и война заканчивается.
Франция и Пруссия подписывают договор «Леопольда – Жана-Батиста», который становится пактом мира во всем мире. Первая и Вторая мировые войны так и не начинаются.
Засыпая, я нахожу заглавие для своего рассказа: «Дружба».
Теорема Фалеса
Отец всегда говорил, что менструации у меня начнутся в тринадцать лет. Мне уже тринадцать, и сегодня я обнаруживаю на трусах кровь. Дожидаюсь уроков и говорю об этом матери. Она бросает все и идет сообщить отцу, потом снова является с пачкой больших прокладок и протягивает их мне без единого слова объяснения. Хорошо, что инструкции напечатаны на упаковке.
– Иди в бальный зал и жди отца, – говорит мать, закончив урок раньше положенного.
Я нервничаю. Одному богу известно, что я услышу. Войдя в зал, я поражена изобилием света, льющегося внутрь: прежде чем подняться наверх, мать подняла все жалюзи, которые были опущены по меньшей мере год. Я стою и жду. Отец входит, явно растроганный почти до слез. Он подходит к бару, наполняет один из своих драгоценных хрустальных бокалов виски «Чивас» и подает его мне. Я прирастаю к месту от удивления: отец никогда не давал себе труда взять бокал, бутылку и налить кому-нибудь напиток – никогда.
– Сядь, – говорит он. – Ты теперь женщина. Это нужно отпраздновать. Выпей все.
Пока я пью виски, один жгучий глоток за другим, он возвращается к поучениям, которые уже давал мне, – насчет менструации. Во-первых, судороги в животе, связанные с месячными, существуют только в умах истеричек. Во-вторых, месячные длятся лишь два с половиной дня, самое большее – три, и повторяются каждые двадцать восемь дней. А в‐третьих, эти дни – период восприимчивости.
– Ты особенно восприимчива к хорошим энергиям, так же как и к плохим. Так что никто не должен даже знать, что ты менструируешь. Ты должна также держаться подальше от животных, потому что они способны это почувствовать и ненамеренно открыть эту информацию твоим врагам.
Из-за этой большей открытости и чувствительности я должна еще избирательнее подходить к тому, что поступает в мой мозг: я не должна читать ничего «легкого» или слушать рекламу. Мне следует кормить свой разум только интеллектуальными материалами и медитациями с ду´хами. Но мне не о чем беспокоиться. Я буду регулярна, как часы, так же как и моя мать. Он будет записывать даты моих менструаций и позаботится, чтобы я не «осквернилась».
Отец также объясняет особую силу, которой женщина обладает в этот период. Ее кровь, проливаемая естественно, является силой самой жизни, силой обновления. Мужчины этой силой не владеют, поскольку их кровь проливается только насильственно. Поэтому они не обладают женской способностью к личному обновлению, так что их энергии неумолимо тают – что не касается, разумеется, великих Посвященных, но это другая история.
Большинство религий боятся этой женской силы. Иудаизм, к примеру, заставляет женщин верить, что они нечисты, чтобы отдалить их от этих сил. Аналогичным образом материализм заставляет женщин верить, что у них судороги в животе. Однако я должна избегать этих ошибок и максимизировать свои силы, полностью впитывая отцовские учения.
То ли потому что я теперь женщина, то ли отцу просто надоело весь день напролет слушать мои гаммы, но этим летом он затеял строительство «музыкального павильона» с тщательной тепло- и звукоизоляцией. Все мои инструменты будут храниться там, и там же я буду заниматься. С тех пор как у меня появились месячные, я выполняю меньше работы как подмастерье каменщиков. Мать часто держится поблизости, и у меня такое чувство, что она приглядывает за моими контактами с Альбером и Реми.
Мать по-прежнему дрожит при мысли, что мои работы будут возвращаться из заочной школы с плохими отметками, а хоть бы даже и средними. Отец тут же устроит ей грубый выговор на моих глазах. Она сумела найти лазейку, которая позволяет ей заранее получать листы с ответами. И теперь мать посылает экзаменаторам мою «домашнюю работу», состоящую из листов с ответами, которые она заставляет меня переписывать, внося пару мелких изменений.
Теперь мои оценки превосходны. Отец удовлетворен, мать испытывает облегчение. Мне тоже следовало бы радоваться, но в глубине души я на нее злюсь. Наплевать мне на хорошие отметки. Я хочу учиться.
– Я тебя предупреждаю, – говорит она, – если обмолвишься об этом отцу, я скажу ему, что это ты списываешь ответы. И это в любом случае правда!
Восемнадцать или девятнадцать из двадцати баллов – это недостаточно хорошо. Мать хочет произвести впечатление на отца и похвастать своими выдающимися педагогическими навыками. Я должна блистать. Она заставляет меня пройти программу седьмого и восьмого класса за один год. В тринадцать с половиной лет я уже в девятом классе. Это легко, когда просто копируешь листы с ответами, но мы обе знаем, что это мошенничество.
Я все сильнее злюсь; мать лишает меня настоящего образования, которое абсолютно необходимо мне, чтобы развиваться и становиться достаточно сильной, чтобы в один прекрасный день смыться отсюда. Мое «чистое» и «превосходное» образование – фальшивка. Защита, которую я должна получать в этом доме, – фальшивка. Грандиозные учения отца – фальшивка. Вся моя жизнь – фарс.
Когда я прошу нормальных уроков, мать говорит:
– Ты просто должна учиться по листам с ответами. А это требует интеллекта и воли.
Когда дело доходит до математики, это полная катастрофа. Мать совершенно ее не понимает, и помощи от нее никакой. Я корплю над учебниками, но без помощи со стороны развитие невозможно. Поскольку мои работы всегда превосходны, я даже не могу обратиться к учителям из заочной школы. Я нигде не могу найти помощь.
Мое «чистое» и «превосходное» образование – фальшивка. Защита, которую я должна получать пользу в этом доме, – фальшивка. Грандиозные учения отца – фальшивка. Вся моя жизнь – фарс.
Однажды мы добираемся до теоремы Фалеса. Я прочитываю материал и не понимаю ни слова из него. Бесконечно черчу разные треугольники, но никакого смысла не вижу. Отец разбирается в своих пирамидах, так что я могла бы спросить его, но мать категорически запрещает. Я в отчаянии. Если я не научусь решать задачи по математике, значит, нет и речи о медицине. Прощай моя мечта стать «хирургом по голове», прощайте, мои герои, медики и целители… Я обречена быть запертой здесь навеки. Даже если каким-то чудом я сумею вырваться, я не буду ничего уметь.
