Джаспер отпускает мою руку, поспешно выскальзывает вместе со всеми остальными в коридор, и Ретт с громким стуком немедленно захлопывает за ними дверь.
Комната погружается в темноту.
Я подбегаю к двери, кручу ручку, царапаю ногтями. Но поздно, слишком поздно. Я бьюсь в дверь, но она лишь слегка прогибается под моими ударами. Они меня каким-то образом заперли, подперли, быть может, дверь чем-то, чтобы запереть ведьму в этой клетке.
– Нет! – кричу я, вновь налегая на ручку. Дверь не поддается ни на миллиметр. Проклятье!
Я прижимаюсь ухом к двери, пытаюсь понять, ушли они или до сих пор там, за ней. Затем слышу топот удаляющихся по коридору шагов.
– Постойте! – кричу я в дверь. – Пожалуйста!
Но в ответ – тишина.
И окружающая меня со всех сторон тьма.
Я поворачиваюсь, прислоняюсь к двери, запрокидываю голову назад. Думаю о словах мистера Перкинса, что золотоискатели чаще гибли от рук друг друга, чем от опасностей, которые скрываются в жестокой темноте леса.
Но они не смогут слишком долго удерживать меня здесь, не смогут.
Вожатые обнаружат, что парни сбежали. Услышат музыку, долетающую с противоположного берега озера. Придут узнать, что здесь происходит. Обыщут дом. Найдут меня и выпустят отсюда.
Да, но что если они не придут? Что, если Сюзи права, и им больше нет никакого дела до того, чем занимаются их подопечные? Куда уходят по ночам? Главное, чтобы к подъему все были в своих койках, и ладно.
Если я останусь здесь взаперти, то сколько времени пройдет, прежде чем меня кто-то хватится?
– Эй! – отчаянно кричу я и барабаню в дверь кулаками. Бам! Бам! Бам! Может, кто-нибудь услышит и найдет меня. Хотя сомневаюсь я что-то, что меня кто-то сможет услышать, когда так гремит музыка. И вообще, есть ли кому-то из них дело до всего этого.
«Утонул», – снова думаю я.
Макс утонул в озере, ушел в бездонную глубину, возможно, замерз до смерти еще до того, как вода заполнила его легкие.
В таком случае, где же его тело? Где оно спрятано?
Нет, я что-то упускаю из вида.
Какую-то очень важную деталь, без которой все остальное лишено смысла.
Я медленно вдыхаю и замираю. Успокоиться, успокоиться, успокоиться.
Мне кажется, я слышу голос:
– Нора.
Я моментально поворачиваюсь и спрашиваю:
– Да?
– Ты там как? Нормально?
Это Сюзи.
– Нет, – отвечаю я. – Совсем не нормально. Ты должна выпустить меня.
Мне кажется, я слышу ее дыхание. Негромкое, слегка прерывистое.
– Я не могу, – после короткой паузы отвечает она.
– Почему? – я чувствую, как все сильнее сжимается мое сердце.
– Если я помогу тебе, они меня тоже запрут… – голос Сюзи уплывает в сторону – наверное, она повернула голову, чтобы посмотреть, не приближается ли кто-нибудь. – Они же чокнутые. Ретт думает, что их всех в тюрьму посадят.
Конечно, они чокнутые, если решились запереть меня в комнате. Настолько чокнутые, что голоса в своей хижине по ночам слышат, думают, что их жуть какая-то преследует. Призрак Макса. У них мозги набекрень поехали, а у меня сердце как молот бьется в груди. Я чувствую, что начинаю паниковать.
– Просто выпусти меня, Сюзи, – умоляю я. – Если они меня поймают, я им не скажу, что это ты мне помогла. Понимаешь, я просто не могу здесь оставаться.
Темнота в комнате такая, что, кажется, готова проглотить меня всю. Непроглядная тьма, бездонная.
Снова довольно долгая пауза, и я уже начинаю думать, что Сюзи ушла, бросила меня.
– Ну, прошу тебя, Сюзи…
И тут я снова слышу ее дыхание. Она все еще здесь.
– Прости, – говорит Сюзи. – Мне нужно вернуться вниз, пока они не заметили, что я ушла.
– Нет! – колочу я ладонью по двери.
– Они просто напились, – быстро добавляет Сюзи. – А утром они тебя выпустят, я уверена, – еще одна пауза. – Я поговорю с Реттом. Скажу ему, что ты ничего не знаешь. Попытаюсь.
– Сюзи, – умоляю я. – Не уходи. Просто открой дверь.
Но я уже слышу ее быстрые шаги по коридору. Шаги удаляются. Она ушла.
– Проклятье, – бормочу я, роняя прижатую к двери руку. Закрываю глаза.
Когда же я вновь открываю глаза, в комнате так темно, что почти невозможно отличить одну стену от другой, пол от потолка. Голова у меня кружится, и вновь появляется знакомое уже ощущение, что меня пробирает озноб, а окружающий воздух начинает жужжать и потрескивать, как наэлектризованный. Вспыхивают яркие белые искры перед глазами. Время тормозит, секунды растягиваются словно минуты, затем снова начинают бежать как прежде.
Тик, тик…
– Нет, – выдыхаю я. Мне ужасно не хочется вновь чувствовать все это.
Я отталкиваюсь от двери и на ощупь бреду по комнате, пока не ударяюсь голенью об угол кровати. Морщусь от острой боли, сгибаюсь и вытягиваю руки вперед, чтобы нащупывать ими другие препятствия. Вскоре добираюсь до стены, по ней – до окна и откидываю с него занавеску. В комнату проникает мутный бледный свет полумесяца. Притрагиваюсь кончиками пальцев к стеклу и выглядываю наружу. Хотя земля и покрыта слоем снега, она кажется слишком далеко внизу – легко поломать себе кости, если спрыгнуть. Нет, надо искать какой-то другой путь, чтобы выбраться отсюда. Сквозь пол долетает грохочущая музыка, от которой даже стены слегка дрожат. Но помимо музыки я слышу что-то еще. То, что мне уже доводилось слышать раньше.
Шорох крылышек по стеклу.
Звук настолько слабый, что удивительно, как мне вообще удается его расслышать. Однако я слышу его, и шорох становится все громче: белый мотылек все сильнее бьется в стекло, блестит черными глазками-бусинками.
Я отдергиваю руку от окна, отступаю от него на шаг, чувствую, как сжимается все у меня внутри от страха. Нет, нет, нет.
Мотылек нашел меня, даже здесь нашел, запертую в этой комнате. Чувство роковой неизбежности все сильнее овладевает мной.
– Уходи, – жалобно шепчу я.
Мотылек разворачивается в воздухе и вновь ударяет в окно – тук, тук, тук, – ищет возможность проникнуть внутрь. Добраться до меня. Коснуться моей кожи своими крылышками, отметить меня, чтобы смерти было легче искать.
Смерть приближается.
Дрожа всем телом, я сползаю вниз по стене, опускаюсь на пол, сажусь, подтянув колени к подбородку. Только бы не слышать ничего, только бы не слышать!
Тук, тук, тук…
– Прекрати! – кричу, умоляю я.
Мое сердце грохочет у меня в груди в том же ритме, что и крылья мотылька.
